Побочное действие

– Нельзя пересекать мосты, кроме самого дальнего. При этом постоянно держаться реки, – голос почти слился с рёвом движка, но Эбби услышала. Молча кивнула, плотно сжав губы, — Мэл поразилась этому застывшему личику, точно выточенному из белого алебастра, который грубые лапы запятнали грязью, но всё равно не смогли испортить. Кольнуло странное желание узнать о подопечной побольше. Где это хрупкое и женственное, похожее на античную статуэтку создание нашло силы выплыть, выпав в ночное море из лодки? Как не попалась подводным «псам» острова – свирепым тупорылым акулам? Как отыскала помощь, вынесла, когда ублюдки из пиратской шайки в шаге и на глазах расстреливали людей, давших убежище? Как брыкалась и скалилась, отчаянно царапала потные волосатые руки, когда другие ублюдки пластали по земле или полу, рвали ветхую рубаху, били по губам. Мэл зашипела, скривившись, — собственные губы тоже болели, нижняя даже вспухла, так сильно, будто её прокусили насквозь. Подарочек от Вааса? Мелкая месть за то, что возражала его островному величеству, не признавала абсолютной тирании? И напоминание, о чём надо думать. О дороге.

Мэл расправила плечи — меж лопатками точно кол вставили и дёргали взад-вперёд на каждом ухабе. Так же доставалось спине на развилках, – первый из отмеченных на карте поворот, кстати, миновали совсем недавно, а только что – второй. А может, давно, иначе почему стук очередей позади смолк? Не слышно, только ворчала и лязгала металлом колымага. Шумел под берегом поток воды -- мелкая речонка, порожистое каменистое дно. Непрерывно колыхались под упругим ночным ветром высвеченные фарами травы. Серая поросль, серые кусты, мелколистные знакомые уже деревья. Сонное царство. Заполненное голосами ночных птиц, хищных тварей, их жертв, но всё равно сонное. Сон колыхался в такт движению, сковывал в крови бурлящий адреналин: передышка, передышка. Тело устало, тело измотано, конечности налиты свинцом, веки тоже отяжелели.

Фонарик чуть не полетел вниз из разжавшихся пальцев, как вдруг речное эхо принесло звериный рёв. А может, рык, скорее всего тигриный, с фырканьем в усы. Кажется, огромный кот обходил свои владения, – Мэл чудилась плавная походка, неслышные шаги. Тут же перед глазами встал Ваас, точно внутри него и жил полосатый зверь. Только дикой грацией его не налюбуешься, нельзя, тигр давно уже попробовал человечины и жаждал её снова и снова. Кровью не напьёшься, рано или поздно зверь захлебнётся, и лучше в этот момент быть подальше. Мэл вцепилась в фонарик. Перед глазами плыли зеленоватые отблески подсветки на приборной панели. Колымага, казалось, ползла, как одержимая осторожностью черепаха. Медленно, страшно медленно, а впереди, если судить по карте, целый клубок из дорожных загогулин и поворотов. Не запутаться бы в этом клубке. Не наскочить бы на очередное пиратское гнездо.

– Нужно избегать света, – выдохнула Мэл. Перед глазами замерло освещённое прожекторами пятно, а ещё забор – картинка, пойманная издалека и давно в чьей-то голове, или просто догадка. А может, то и другое вместе. – Избегать во что бы то ни стало.

На мгновение Эбби повернулась к пассажирскому сидению лицом, точно бледный лунный диск взошёл в темноте, но тут же уставилась обратно сквозь лобовое стекло. На бесконечную грунтовку, высветить которую хоть немного старались автомобильные фары. Получалось слабо, но видно, наверное, было издалека. «Избегать света». Легче сказать, чем сделать, можно только мысленно поблагодарить неизвестного человека, что нанёс на карту пиратские аванпосты. А потом лучше забыть о том, что свет считают спасением. Свет – это фонари людей, достающих тебя из-под обломков. Свет – лампы медицинского отсека, в котором сращивают и латают твоё поломанное тело. Где угодно, только не здесь. На этом острове давно освоили другую сторону света или просто научились обращать всё во тьму. Бежать от огней. Бежать от людей, они все одинаковы, носят ли красные тряпки или покрывают обнажённые тела ритуальными узорами. А ещё есть те, кто безропотно умирает за одну только предложенную тебе помощь. Их вешают и расстреливают, втаптывают кровь в песок и корни речной травы, а трескучий огонь поедает ветхие домишки, оставляя чёрные пепелища.