Побочное действие

– Мэллори, – Мэл едва шевельнула губами. Дым оседал на языке тяжёлым горьковатым привкусом. Отец тоже никогда не гасил сигару. И от устаревшей привычки не желал избавляться, будто в насмешку над всей новейшей медициной, только перед важными партнёрами держался. Но не перед детьми – они и так получали слишком много.

«Просто представь, что говоришь с отцом». Со стариком Мейсоном, таким же вот худощавым типом – разве что чуть повыше. Главное: глаза у обоих отливают металлом, зрачки светятся, как у водной рептилии, если ночью на неё направить фонарь. Твари с холодной кровью – в чёрной воде колода колодой, пока не бросится молниеносно, чтобы сожрать.

– Неужели ты думаешь, Мэл, что так удачно скрывалась все эти годы… без посторонней помощи? – Мейсон Харт улыбался, тревожа морщинки в уголках губ. Сигара отца дымилась в лаконичной белой пепельнице, дым вился спиралями и загогулинами, иногда попадая Мэл прямо в лицо. Ненадолго – вентиляция справлялась, иначе многоуровневый, подпирающий облака торгово-жилой комплекс просто перестал бы функционировать. Но всё равно казалось: приватная кабинка подоблачной забегаловки покрыта сизым налётом.

– Неужели я зря… – в голосе Харта прорезалось шипение, – все эти годы подкупал, подмазывал, лебезил медикам и чинушам, чтобы они закрывали глаза на твою…

Резь в глазах стала невыносимой, и Мэл зажмурилась, хоть и до этого смотрела только в бронепласт, на котором снаружи отпечатались мелкие капли непогоды. Ещё там расплывались серость, шпили таких же мегаэтажных монстров, нити коммуникаций и огни аэрокаров.

– Твою поганую ведьминскую кровь, – закончил отец. Упрямо задрав кверху подбородок, Мэл сквозь ресницы изучала холодную ухмылку на морщинистом лице заядлого курильщика, избегая зрачков серо-стальных глаз, в которых не улавливалось совсем никакого выражения.

– И… убивал, – в тон Харту проговорила Мэл. Тот изобразил недоумение, чуть сузив веки, воспалённые табачным дымом и ночными заботами о благосостоянии династии:

– Убивал?

– Лидия, пап… – Мэл улыбнулась неживой улыбкой, наверное, как две капли воды похожей на улыбку отца, всё так же следя за его актёрскими попытками. Безусловно, талантливыми, обманувшими многих, но… папа кое о чём забыл. – Медсестра твоей клиники, которая видела карту моего генома. Её потом нашли мёртвой… она ведь не сама из окна шагнула.

Зато Мэл хорошо помнила, как резко вздёрнулась тогда к горлу рука отца – кому понравится внезапный приступ удушья? Как папа хрипел, пялился в залитую дождём броню мутнеющим бронепластовым взглядом. С гадким визгом ёрзал по полу ножками стула, как вдруг выдал из последних сил, уже с сизым лицом:

– Ты всё-таки моя дочь.

Контроль ослаб мгновенно – как пальцы разжались. Мэл опустилась на свой стул, точнее, ватные ноги подогнулись сами, а по телу, как яд гангрены, медленно расползалось бессилие.

Вот как сейчас. Узкое лицо, так похожее на лицо отца, расплывалось в вонючем тумане, а Мэл не могла сдавить мистеру Хойту жилистую шею – только пялилась на блеск цепочки. В мозгу застряла мысль о сходствах и различиях. Первых явно больше: папа никогда не выбирал средств и методов, разницу можно было разглядеть только в легальности бизнеса… впрочем, разве это разница?