Побочное действие

– Я видела в твоей голове, что ты делал с людьми. Двое на пляже. Один мёртв – у него вспорот живот. Второй ещё жив, трясётся от страха, в то время как ты собираешься прострелить ему затылок. Ах да… ещё вот тот, последний. На дереве вниз головой… а та штука, серая с проводами, кажется, называется «аккумулятор». Хранятся ещё такие, кое-где, в музеях, – подвела Мэл бесстрастный итог и пожала плечами. – Хватит?

– А ты, видать, привыкла все делать чужими руками? Или на расстоянии… убивать сотнями. И как тебя за это отблагодарили? Выбросили на свалку? – Если честно, такого Мэллори не ожидала. От дикаря, головореза, чёрт знает кого ещё, да после того, что с ним проделали лаборанты, – совсем. Такой осмысленной и точной речи, с этой мрачной и едкой иронией на слове «отблагодарили». А последние слова, на которых он повысил голос, напоминали хлёсткую оплеуху…

Глава 3

Она не совсем поняла, как это произошло. Кажется, человек на стенде, который и называться-то этим словом не заслуживал, сказал что-то ещё. Грубо, иронично и нагло, как будто даже подвешенное положение не мешало ему чувствовать уверенность в каждом слове. Кажется, что-то насчёт того, что «тюремщица» выглядит слишком паршиво — примерно как мусор, который на свалке трамбовали бульдозером. Мэллори, конечно, имела слабое представление о том, что такое бульдозер, но уловить смысл всё-таки была способна. Незнакомец каким-то чудом просто озвучил то, что она сама не так давно сказала себе мысленно. Держа в руках документ об отставке из флота. Формулировка «перевести на половинное жалование по состоянию здоровья», плюс ещё пара ничего не значащих фраз, сухих и официальных. Помнится, тогда как раз такая мысль и промелькнула: её, лейтенанта Мэллори Теа Харт, просто выбросили. Как упакованную в утилизационный мешок кучку сора. Тогда же, напрочь стирая полузабытое желание по-детски разреветься, от которого зверски пекло глаза, явилась злость вместе с диким желанием нанести удар в ответ.

– Заткнись… – прикрыв глаза в попытке хоть как-то вернуть себе тающий самоконтроль, пробормотала Мэл. Почему-то заложило уши, и новая колкость пленника словно увязла в слое изоляции. Почти год назад, когда Мэллори, очнувшись после операции по восстановлению позвоночника, взяла в руки свой отпечатанный на бумаге с водяными знаками приговор, ударить было некого. Ни одним из известных ей способов. А вот сейчас…

Где-то под рёбрами, в области солнечного сплетения, зародилось жжение. Не гнева, нет – Мэл так ни разу и не смогла дать этому чувству определение. Тело человека напротив потускнело и расплылось, сделавшись похожим на рисунок электрической схемы. И, как в случае с электрической схемой, нужно было сделать совсем незначительное усилие, чтобы пережать некоторые "проводки".

– С-сссука… — только и сумел выдавить из себя пленник, когда мышцы его гортани вдруг сдавило неконтролируемым спазмом. Мэллори только улыбнулась слегка и усилила невидимый нажим, слыша, как судорожно этот человек пытается вдохнуть или выдохнуть — неважно. Если бы позволяли цепи и скобы, он трепыхался бы ещё сильнее, но получалось только хрипеть и сипеть, одаривая неподвижную «тюремщицу» уже не бранью, а только мутнеющим взглядом. С каким-то отстранённым удовлетворением Мэллори отметила: даже такое грубое, будто высеченное из камня лицо способно искажаться от инстинктивного страха, и надавила ещё сильнее. Смотрела она при этом куда-то на грудные мышцы незнакомца, которые, казалось, грозили разорвать раздражающе красную майку, и на крупные капли пота, что уже запятнали ткань влагой.

— Нужно следить за тем, что говоришь, – проговорила Мэл почти наставительно, хотя слова не имели никакого значения. Только сжимающееся кольцо… кстати, наверно, уже достаточно. Иначе этим «проводкам», которые сейчас, будто в лихорадке, бились под невидимыми пальцами от тревожных сигналов, уже ничего не поможет. – Хотя бы иногда.

Пленник с силой выгнулся ещё раз — наклонив голову, Мэллори заворожённо следила за тем, как грудная скоба, сминая чёртову красную тряпку, глубоко вдавливается под рёбра. Кажется, что-то захрустело, может быть, и сами рёбра, а может, суставы запястий, вывернутые под неестественным углом. Глядя, как трепещут веки, прикрывающие остекленевшие глаза, Мэл медленно досчитала до трёх и отпустила. С резким, болезненным выдохом – оказывается, она тоже всё это время задерживала дыхание. Невидимые «проводки» избавлялись от избыточного напряжения далеко не мгновенно, причиняя, естественно, нешуточные страдания незнакомцу, и он прерывистыми, сипящими глотками жадно хватал ставший вдруг доступным воздух. Чувствуя, как жжение в солнечном сплетении сворачивается до размеров горячей иголки, Мэллори перевела дух. Эмоции. Для проявления этой способности всегда нужны были сильные эмоции, которые Мэл вообще не особенно любила.