«Сволочь…» – Мэл кусала губы, но боли не чувствовала. Один из подручных главаря выудил откуда-то снизу витой железный прут. Занёс над мелко дрожащими в путах ногами жертвы. Всего один удар по свёрнутому колену…
– Он сейчас вырубится! – вырвалось само по себе, слишком громко. Ваас распрямился, зашарил глазами по пещере, точно пытаясь понять, кто тут ещё осмелился говорить, а не вопить от боли. Наконец отыскал Мэл, прищурился, будто только узнал.
– А тебе хочется, чтобы не вырубился, да? – оскалился довольно, точно ставя галочку под одной из своих теорий о людской природе. – Чтобы терпел на потеху этим свиньям из Интернета? А они будут жрать и щёлкать, ставить мне лайки…
Он сделал паузу, нахмурился на клетки, лианы, столы, слишком явно накапливая ярость. Помощник с прилипшей к грубой роже ухмылкой опустил прут, не решившись бить без приказа.
– Те, кто ставит лайки, вы слышите? – поводя головой в кадре, как заправский актёр, с новой силой выдохнул Ваас. – Хотите ваше горячо любимое реалити-шоу вживую? О, я бы вам устроил охуенные впечатления на всю жизнь. Оставшуюся. – Он по-обезьяньи тряхнул плечами и коснулся камеры, очевидно, прекращая съёмку. – Хе-хе, недолгую. Ёбаный мир, ёбаные люди…
– Иди сюда! – велел вдруг резко, как собаке, выкатив глаза, в которых мёртво отражался свет ламп. Слишком ярких.
– Иди… добыча, – тихо в спину подогнал Алвин.
Мэл вдруг поняла, что всё это время держалась только за его голос. Неспешный, ровный, холодный, как мерное поскрипывание снега в морозный день. Теперь же тело брело само, кажется, отдельно от сознания, каким-то чудом не запинаясь о каменные обломки. В паре шагов от страшного стола навалилась кровавая вонь с блевотным привкусом прогорклого пота, спиртовых паров, травки, чего-то покрепче.
Шпион тоже курил марихуану, в то невероятно далёкое время, когда стоял на вышке рядом с командиром пиратского отряда снайперов-невидимок. Выпускал колечками сладковатый дым, щурился на бухту в солнечном блеске и даже не думал, что великан с ледяным взглядом его уже подозревает. Ждёт только «ведьму» для подтверждения.
Водоворот из чужих картинок кружил в голове, когда Мэл уставилась лазутчику в лицо. Смотреть было особо не на что, всё уже вздулось отёками, и только один глаз, сплошь красный от лопнувших капилляров, почти без смысла ловил движения вокруг. Ну конечно, шпион ведь ещё должен говорить. О китайцах, заговорах и покушениях. Только сейчас он дёргался, даже когда рядом с ним кто-то тревожил воздух.
– Я бы лайк не поставила, – бросила чуть слышно, с глухой злостью. И застыла, упрямо глядя в никуда перед собой, как солдат в строю.
– Да кто тебя спрашивает? – хохотнул Ваас, вместе с ним как по команде заржали его шавки. Не особенно громко, но сальные взгляды снова прилипли к коже, поползли по плечам, вырезу майки. – Ты же, блядь, миноискатель. Или… не-не, сейчас ты как детектор лжи…
Смешки всё сыпались, правда, сдержанные – никто не решался бесить взбалмошного командира, а тот уже нарезал круги вокруг неподвижной Мэл.
– В общем, дохуя ценный прибор, как считает Хойт. Но знаешь… – он шумно потянул в себя воздух, будто впитывая запах отвращения, которое сам же и вызывал, – я бы отдал тебе должок вот на этом самом столе. Жаль, нельзя.
Мэл вдруг поняла: всё, что здесь происходило, делалось и для неё тоже. Этот странный человек, зверь или кровожадный упырь давно высмотрел: ведьма чувствует чужую боль, ловит вместе с мыслями и воспоминаниями. А может, Мэл сама себя выдала и не однажды – в конце концов, жить ведьмой её никто не учил. Учили только прятать свою природу, раз за разом тыкали носом в «уродство», как в грязь.
Грязь, кругом и всегда. Скошенное ухмылкой лицо в брызгах и потёках чужой крови – прямо перед глазами. Тяжёлое, жаркое дыхание с перегаром и приторной вонью от шмали. Трясущийся от истязаний огрызок человека, который хочет одновременно и жить, и умереть, только остатки разума подсказывают: вероятней последнее.
– А может, сделаем то, чего Хойт не запрещал? Прямо здесь, на столе, только мусор этот уберём? – Ваас придвинулся ещё ближе. Мэл отшатнулась, почти успела, но упёрлась в преграду, которой за спиной не должно было быть. Задрожала в омерзении, когда липкая рука главаря, оставляя на майке тёмные пятна, смяла грудь.
– Тебе ведь такое нравится, признай. Кто знает, как ты развлекалась на своей ёбаной станции… – тянул он. Сдавливал всё сильней, запускал под рёбра пальцы, горячие, как раскалённые в огне крюки, будто голыми руками хотел рвать кожу и мышцы клочьями и из неё тоже. А Мэл уже проваливалась в темноту.
– Хочешь инфаркт? – скаля зубы, шипела в ответ, повторяла, кажется, снова и снова. Когда кто-то стиснул вдруг плечи, крепко, без шанса вывернуться. А вокруг кружили остальные, много, даже слишком, не хватало только команды «фас».