Побочное действие

Мэл моргнула и без понуканий полезла через шаткий борт лодки. Спрыгнула в воду – мелко, по щиколотку, но в «космических» ботинках мгновенно захлюпало. По бокам тут же возникло по соглядатаю – Алвин и кто-то ещё, но она смотрела прямо перед собой. На существо, что сгорбилось на песке – щуплый комок в перепачканных пеплом бесформенных штанах и рубашке. Лица не видно – скрыто длинными волосами, когда-то вьющимися, медного оттенка, а теперь просто рваными и грязными, в земле и саже. Черты всплыли в памяти сами, только сначала показалось – мозг совсем свихнулся. Принялся прокручивать то, что уже когда-то было, снова и снова.

– Блядь, они там что, из ксерокса? – Ваас, легко, как котёнка, поднял существо за шиворот и вгляделся в блестящие сквозь спутанные пасма глаза. Девчонка почти не упиралась – застряла на гибели людей, что её приютили. Сухонькие азиаты, почти старики, мужчина и женщина, муж и жена. То ли тайцы, то ли вьетнамцы.

– Это её сестра, – пробормотала зачем-то Мэл, останавливаясь рядом. Будто самой себе ответила, чувствуя как болят застывшие в гримасе мышцы лица, но главарь услышал, оскалился удовлетворённо. И вояки его, переглянувшись, как по команде заухмылялись тоже.

– Ты ж сказала, эту шалаву акулы сожрали? – с удовольствием протянул Ваас, нос к носу приблизил к жертве своё блестящее от пота лицо, точно желая убедиться, что перед ним кто-то живой, а не акулий объедок. Девчонка вздрогнула и затряслась, но как-то вяло и запоздало. – Эх, жаль, за такой комплект какой-нибудь изврат отвалил бы вдвойне. А так с сестрицей продешевили…

– Я не пророк. Видела то же, что и первая девушка. – Мэл сделала над собой усилие, чтобы подавить дрогнувшую в голосе ненависть. Или панику жертвы в себе, дикую, до сдавленных нервных всхлипов, когда лапы главаря зашарили по бледному лицу пленницы, убирая с него волосы. Собственную тошноту, когда заржали пираты, – муть в глазах, знакомый серый полумрак.

– Заткнись, а. Не перечь ему, – возник прямо в голове голос Алвина, будто шелест накатившей волны. Будто холод отрезвляющий, и море без духоты, только йодом и солью напоённое. Мэл стиснула зубы, почему-то чувствуя себя полупьяной. От жары или злобы, мешанины чувств, когда главарь вдруг отшвырнул девчонку обратно на песок, разглядев у неё на щеке глубокую неровную борозду, которая в здешних условиях наверняка станет безобразным шрамом.

Хохот одного из пиратов оборвался, жалобно звякнул, тяжело ударившись о песок, автомат. Хоть не выстрелил, с этих придурков станется не поставить на предохранитель, – а хозяин оружия уже согнулся в три погибели, выплёвывая кровь вместе с зубами. Следом досталось товарищу; Ваас даже не запыхался, умудряясь одновременно с расправой материть «рукожопов, что подпортили товар». Пленница только тихо скулила, неловко отползла в сторону, чтобы бушующий хаос не растоптал и её тоже. Мэл щурилась, с трудом дыша от чужой боли – волна за волной, сквозь блоки. У защиты, видно, тоже были пределы, которые истончались, если без конца биться в неё, снова и снова. И стволы, кругом стволы, за спиной и по обе стороны – не дёргайся, пристрелят.

Наконец главарь выдохнул шумно и остановился. Повёл плечами, точно их тоже глодала боль, потянул носом воздух, пока виноватые рыли песок, поднимаясь. Как ни в чём не бывало, полез покрытыми свежей кровью пальцами в подсумок, заменявший ему кисет. Потом вдруг вспомнил о Мэл, скосил на неё мутно блестящий глаз в красных прожилках.

– Эту заберите отсюда и глаз с неё не спускайте, – раздражённо бросил Алвину, явно как старшему, хоть рядом по-прежнему улавливалось ещё двое сопровождающих. Потом, набычившись, пробубнил совсем себе под нос: – Пока она моя добыча, не Хойта.

***

Этот день наконец заканчивался. Солнце ещё выжигало проплешины на огромных валунах, что отгораживали один из спусков от аванпоста к морю, но лучи уже скользили по самым верхам заборов и нелепых пирамид из бочек. Слепящий свет заливал с западной стороны бараки и крышу-помост приземистого штаба, будто в желании высушить до трещин мёртвую древесину. Но тени деревьев живых уже ложились на почву тёмными отпечатками, длинными и жирными, как дым от горящей резины. Сам же свет всё больше краснел, теряя расплавленную белизну, будто там, на западе, кто-то бесконечно резал ножами небо. Впрочем, всё возможно, раз именно на западе острова располагался пиратский грот. Каждый вечер солнце ускользало в темноту, чтобы умереть там в крови, и каждое утро воскресало, чтобы на новом витке повторить всё снова.