Почему Боуи важен

Он хотел жить, и жить хорошо – ради Лекси (семейное прозвище дочери). Они уже испытали страх 11 сентября 2001 года – Боуи позвонил Иман в тот момент, когда второй самолет врезался в башню Всемирного торгового центра. Иман с ребенком находились на Манхэттене, а он – в студии звукозаписи к северу от Нью-Йорка. «Бери коляску, – велел он ей. – И бегом оттуда». Она взяла коляску и пробежала с ней двадцать кварталов. Впоследствии Дэвид посетил Граунд-Зиро[182] и написал песню об «огромном белом шраме над Бэттери-парком». Она превратилась в «New Killer Star», открывающую изданный в 2003 году альбом Reality. Концертный тур в поддержку этого альбома оказался для него последним.

Несмотря на новый, здоровый образ жизни, тело начало его подводить. Сначала обычная ангина, из-за которой он не попадал в ноты в песне «China Girl» и с отвращением швырял микрофонную стойку. К такому он не привык. «Ты что, не понимаешь, что последние 25–30 лет берут свое?» – спрашивал Майк Гарсон, многолетний пианист его группы. Вслед за проблемами с горлом случился грипп, из-за которого пришлось отменить концерты в декабре 2003 года. На выступлении в Осло ему в глаз попал леденец на палочке, брошенный кем-то из публики: «Ты, мерзавец. Не забывай, у меня только один глаз. А другой только что стал еще более декоративным». Затем в Праге он с трудом допел песню «Reality», ушел со сцены, очевидно испытывая боль, а потом вернулся, чтобы извиниться и пожаловаться на защемление нерва в плечевом суставе. Он завершил концерт, сидя на табуретке. В Германии, сразу после следующего концерта, его увезли в больницу для установки стентов в артерии. Музыканты его группы считают, что на сцене с ним случился инфаркт, но официально это никогда не подтверждалось.

Другие источники сообщают, что это был не первый и не последний раз. Гитарист Ривз Гэбрелс говорил, что Боуи испытывал боли в грудной клетке в течение многих лет, но «он взял с меня слово хранить молчание… надо было сказать об этом Иман». Ссылаясь на информацию от «близкого к Боуи человека», Венди Ли утверждает, что за несколько лет до своей смерти он перенес шесть инфарктов. Боуи явно пытался справиться с серьезной болезнью, скрывая ее от всех. Он научился отделять личную жизнь от публичного имиджа и контролировать информацию о себе в СМИ. Если все поверят лжи о том, что он здоров, может быть, в какой-то мере она станет правдой?

Теперь он был ньюйоркцем. Это произошло как бы само собой, незапланированно. В 2003 году он осознал: «Я живу в Нью-Йорке дольше, чем где-либо. Это невероятно». Он хорошо изучил районы Манхэттена Нолита и Сохо – свою новую территорию. Он знал, когда стоит выйти, а когда остаться дома[183]. Он махал рукой Моби[184], идущему по другой стороне улицы, болтал с папашами в местном парке, перекусывал сэндвичем с жареной курицей и кресс-салатом из закусочной Olive’s на Принс-стрит и по дороге домой покупал пакет апельсинов. Десять лет между туром в поддержку альбома Reality и выпуском The Next Day, ставшие периодом его неофициального ухода со сцены, очень сильно отличались от всех предыдущих десятилетий его жизни: это было прекрасное время, но ритм жизни изменился. Энергия теперь была другой – он больше никуда не спешил: «Семья выровняла меня. Я объясню вам, в чем тут дело, – в переходе от бурной деятельности к созерцательному бытию. Ты должен ценить каждую минуту своей жизни и не сидеть сложа руки». Теперь, зная о своей физической уязвимости, он просто хотел продлить жизнь.

«Я просто хочу всегда быть рядом ради Александрии, – сказал он в интервью в 2003 году. – Я отчаянно хочу жить вечно. Вы понимаете, что я имею в виду <…> я хочу прожить еще лет сорок-пятьдесят. Она такая классная и очаровательная, и я хочу быть рядом, когда она вырастет». Он делал все, чтобы оставаться в живых, даже когда тело начинало подводить. Он сбавил обороты, стал воспринимать жизнь гораздо спокойнее. «Он замкнулся в себе, – объяснял фотограф Мик Рок, его друг с 1972 года. – Все думали, что он умирает, а он просто бездельничал».