Почему Боуи важен

Незадолго до смерти Боуи, в декабре 2015 года, я провел две недели в Нью-Йорке, посещая его любимые магазины, кафе и бары. Вашингтон-сквер-парк, булочная Vesuvio Bakery на Принс-стрит, кулинарная лавка Dean & DeLuca, книжный магазин McNally Jackson, Café Gitane и кофейня Caffe Reggio. Он заходил в эти места, одетый в худи и кепку, для маскировки держа в руках газету на греческом языке. На дворе стоял декабрь, но я придерживался жесткого графика исследования и по-прежнему носил выполненную на заказ точную копию сюртука от Александра Маккуина, в котором Боуи сфотографирован для обложки альбома Earthling. Я отрастил козлиную бородку и подводил глаза черным. В отличие от Боуи, носившего простую одежду, чтобы скрыться, я был в полной экипировке, как и подобает трибьют-артисту, и непроизвольно походил при этом на него самого, но двадцатью годами ранее – одетого как Энди Уорхол и наслаждающегося удивленными взглядами жителей Манхэттена. Какой-то человек остановил меня на улице и похвалил мой наряд. «Мне нравится смотреть из окна на людей, на это занятие я могу легко потратить полчаса своего времени», – сказал однажды Боуи о своей жизни в Нью-Йорке. Если бы в тот момент он выглянул из окна своей квартиры по адресу Лафайетт-стрит, 285, то увидел бы меня.

Это была хорошая жизнь. Мне она тоже пришлась по вкусу. Книжные лавки, кофейни, маленькие лавочки с винилом, концерты – ему никогда не надоедала новая музыка, и он анонимно, в одиночку ходил на концерты, держась позади толпы. Как-то вечером, ближе к концу моего пребывания в Нью-Йорке, я выпил коктейль в баре Crosby, затем поужинал в ресторане Indochine (зная, что Боуи с Иман посещали оба эти заведения) и отправился в театр New York Theatre Workshop на мюзикл «Lazarus». Я уселся во втором ряду прямо перед тем, как в зале погас свет. София Энн Карузо, исполнявшая роль Девушки, позже написала в твиттере, что увидела меня и подумала, что я призрак Боуи, вернувшийся в образе конца 1990-х годов. Это был лестный комплимент.

Конечно, к тому моменту все уже изменилось, но я просто не знал об этом. Как не знало и большинство людей. «О своей болезни он сказал лишь немногим, – вспоминал Юхан Ренк. – Об этом не знали даже люди из его самого ближнего круга. Он заговорил только тогда, когда молчать стало невозможно». Оглядываясь, можно заметить, каким болезненным и старым он выглядит на фотографиях с премьеры «Lazarus» несколькими неделями ранее, 7 декабря, но задним числом все, связанное с последними месяцами жизни Боуи, уже кажется очевидным. Кэнди Кларк, сыгравшая Мэри-Лу в фильме «Человек, который упал на Землю», не смогла прийти на премьеру, но видела фотографии: «Он выглядел так, будто испытывает боль. Его кожа приобрела желтоватый оттенок, как у больного гепатитом. Он был иссушен. Можно было бы догадаться». Да, подсказок было очень много, но мы увидели их лишь после его смерти.

Энда Уолш знал о раке, но даже он мог лишь догадываться о внутренней борьбе Боуи. «Можете ли вы представить себе последние моменты своей жизни <…> эту горечь и борьбу с самим собой, когда хочется жить, хочется продолжать, но и отдохнуть <…> как справиться с тем фактом, что через три месяца тебя уже здесь не будет?»

Неожиданно и незаметно, после долгих лет спокойной и осторожной жизни отношения Боуи со временем вновь изменились. Теперь ему был отведен срок. Темп поменялся. Снова возникло напряжение. У него оставалось так много незавершенных проектов: мюзикл «Ziggy Stardust», сиквел мюзикла «Lazarus», песни, не вошедшие в альбом, и, возможно, полувымышленная автобиография, которую он вроде бы начинал писать в 1970-х. Крис О’Лири пробует воссоздать ход его мыслей: «Неистово писать, разобраться с финансами, попытаться сделать несколько дел одновременно. Новые названия, новые имена, новые аккорды. Новая пьеса – может быть, наконец уже, „1984“! 2. Outside: Infection! Нужно написать Брайану. Новые альбомы… и еще, и еще…».

Этот монолог – выдумка, как и любая теория о намерениях и мотивах Боуи, включая мою. Это смесь домыслов и фактов, основанных на имеющихся свидетельствах. Однако, как известно О’Лири, Боуи в самом деле написал письмо Брайану Ино. «Оно заканчивалось следующим предложением: „Спасибо тебе за чудесные времена… они никогда не истлеют“. Он подписался „Рассвет“. Теперь я понимаю, что он прощался». Если уж сам соавтор альбома Low осознал это только постфактум, нам не стоит винить себя за то, что мы не заметили скрытых посланий в последних песнях Боуи.