Почему я не христианин (сборник)

Он не сомневался, что все старые друзья, кроме федералистов, будут его приветствовать. Но здесь возникла новая трудность: Джефферсон вел тяжелую борьбу за президентство, и в этой борьбе самым эффективным оружием против него – оружием, беспринципно применяемым церковниками всех направлений, – было обвинение в безбожии. Оппоненты преувеличивали его близость к Пейну и говорили о них как о «двух Томах». Двадцать лет спустя Джефферсон все еще настолько поражался фанатизму своих соотечественников, что ответил унитарианскому священнику, который хотел опубликовать его письмо: «Нет, глубокоуважаемый сэр, ни в коем случае! … Я бы скорее попытался вдохнуть разум в безумные черепа обитателей сумасшедшего дома, чем в голову какого-нибудь Афанасия[110]… Так что держите меня подальше от огня и хвороста Кальвина и его жертвы Сервета[111]». Поэтому не удивительно, что, когда ему самому угрожала судьба Сервета, Джефферсон и его сторонники опасались слишком уж сближаться с Пейном. С ним обращались вежливо, ему не на что было жаловаться, но прежние непринужденные дружеские связи отошли в прошлое.

В других кругах к нему относились хуже. Один из его первых американских друзей, доктор Раш из Филадельфии, теперь не захотел иметь с Пейном ничего общего. «Его принципы, – писал он, – изложенные в книге «Век разума», были настолько для меня оскорбительными, что я не захотел возобновлять с ним отношения». В той местности, где он жил, на него нападала толпа, его не пускали в почтовую карету; за три года до смерти Пейна лишили права голоса на том основании, что он якобы иностранец. Его необоснованно обвинили в аморальном поведении и злоупотреблении спиртными напитками, и последние годы он провел в одиночестве и бедности. Пейн умер в 1809 году. Когда он умирал, в его комнату вторглись два священника и попытались обратить его в веру, но он просто сказал: «Оставьте меня в покое, с добрым утром!» Тем не менее, ортодоксы изобрели миф об отречении на смертном одре, в который многие поверили.

В Англии его посмертная слава шире, чем в Америке. Его сочинения, пускай незаконно, публиковались неоднократно, хотя за это преступление многие отправились в тюрьму. Последний приговор по этому обвинению был вынесен в 1819 году Ричарду Карлайлу[112] и его жене – он был приговорен к трем годам тюрьмы и штрафу в полторы тысячи фунтов стерлингов, она к году тюрьмы и штрафу в пятьсот фунтов. Именно в этом году Коббет привез в Англию останки Пейна и прославил его как героя борьбы за демократию в Англии. Однако Коббет не захоронил его останки в каком-либо постоянном месте. «Задуманный Коббетом памятник, – пишет Монкер Конуэй[113], – так и не был установлен». Вспыхнули жаркие споры на парламентском и муниципальном уровне. В Болтоне городского глашатая на девять недель отправили в тюрьму за то, что он объявил о прибытии останков в город. В 1836 году вместе со всем имуществом Коббета останки Пейна были переданы судебному исполнителю. «Лорд-канцлер отказался признать останки имуществом, они хранились у старого поденщика до 1833 года, когда их передали торговцу мебелью Тилли, проживавшему в Лондоне, на Бедфорд-стрит, 13… В 1854 году преподобный Р. Эйнсли (унитарианец) говорил Э. Трулаву, что он владеет «черепом и правой рукой Томаса Пейна», но уклонился от дальнейших расспросов. Сейчас уже не осталось никаких следов – даже черепа и правой руки».

Влияние Пейна на мир было двойственным. В ходе Войны за независимость США он вызывал энтузиазм и доверие и много сделал для победы мятежников.

Во Франции его популярность была преходящей и поверхностной, но в Англии он положил начало решительному сопротивлению «плебейских радикалов» Питту и Ливерпулу[114]. Его мнения о Библии, пускай они шокировали современников больше, чем его унитаризм, сейчас мог бы разделять и архиепископ, но истинные последователи Пейна подвизались в движении, которому он положил начало; речь о тех, кого Питт сажал в тюрьму, кого подавляли по положениям «Шести актов для затыкания ртов»[115], последователях Оуэна, чартистах, тред-юнионистах и социалистах. Всем этим защитникам угнетенных он подал пример храбрости, человечности и целеустремленности. Когда речь шла об общественных проблемах, он забывал о личной осторожности. Как обычно бывает в таких случаях, мир решил наказать его за отсутствие эгоизма, и до сегодняшнего дня его слава куда меньше той, какая ему полагалась бы, не окажись он столь благородным по характеру. Некоторая житейская мудрость требуется даже для того, чтобы похвалить ее недостаток в человеке.

8. Добропорядочные люди [116]