Почему мы расстались

– Черт возьми, какая вкусняшка. И плевать, что вкусняшка – гейское слово. Ой, прости, без обид, прости, пожалуйста. Вкусняшка! Господи! Очень похоже на печеньку. Это как если бы печенька занялась сексом с пончиком.

– Подожди, пока кофеин подействует.

– Я буду каждое утро пить кофе и кричать: «Мин была права, а я ошибался!»

Ты и правда прокричал эти слова. Интересно, произносишь ли ты их теперь по утрам, Эд? Не то чтобы мне было очень любопытно – я знаю, что ты этого не делаешь, – но я надеюсь, что эта фраза хотя бы возникает у тебя в голове. Возникает? Или нет?

– Так значит, – сказал ты, кивнув, когда я показала тебе, куда поворачивать, – ты покупала этот живительный напиток и Элу, когда вы с ним ездили в это странное место?

– Живо-творящий. Наверное, покупала. Мы всю ночь не спали, только так можно быть уверенным, что Эл будет бодрствовать в это время.

– И не только Эл. Чем вы занимались всю ночь?

– Он отвел меня на оргию.

Ты включил поворотник: щелк, щелк, щелк.

– Ты шутишь, правда?

– Я там переспала с кучей девушек. Только представь себе огромную оргию, в которой голые девушки занимаются друг с другом сексом. Я понимаю, что тебе, конечно, не хочется об этом думать, потому что ты гомофоб.

– Понятно, ты шутишь.

– А Эл переспал со всеми твоими бывшими, и они все сказали, что он им понравился больше, чем ты.

Ты толкнул меня – и я, вскрикнув, уронила на воротник капельку кофе. Она так и не отстиралась.

– Ты же знаешь, – сказал ты, – я никогда не знаю точно, шутишь ли ты, сердишься на меня или пытаешься выразить что-то другое.

– Знаю, Эд.

– Я не встречал ни девушек, ни парней, которые бы так говорили. Ты поэтому сказала, что все очень сложно?

Я взъерошила тебе волосы. Теплый кофе, который я пролила, впитывался в мою кожу. Но я не обращала на это внимания. Ведь тебе понравился кофе.

– Я ничего такого не хотела сказать, – ответила я. – Я тоже просто устала.

– Но сейчас полегче?

– Да, – согласилась я и сделала еще один глоток.

– И мне.

– Благодаря кофеину.

Припарковав машину, ты покачал головой.

– Нет, – сказал ты. – Ну или благодаря не только ему.

– Правда?

Ты продолжал качать головой.

– Думаю, есть и другая причина.

Ты был прав, Эд. Пока мы перебегали через дорогу к дверям «Шика и блеска», я держала зонт под мышкой, потому что мои руки были заняты стаканчиком кофе и твоей ладонью. «Шик и блеск» оказался открыт, и на этот раз витрина была украшена горящими витражными лампами, расставленными в ряд на красной лаковой скамейке в китайском стиле. Старая табличка «ШИК И БЛЕСК. ОТКРЫТО ТОЛЬКО ПО СУББОТАМ С 7:30 ДО 9:00. НИКАКИХ ИСКЛЮЧЕНИЙ» исчезла, и вместо нее на двери красовалась надпись «ОТКРЫТО. ХОТИТЕ – ВЕРЬТЕ, ХОТИТЕ – НЕТ». Внутри магазин напоминал дворец. Под потолком висели зонтики и чучела животных. На кровати, словно курильщики опиума, были рассажены манекены в цыганских нарядах, которые якобы подписывали старинные открытки неоправданно дорогими авторучками. На стенах были развешаны ковры, а пол был застелен обоями. Тут же, покуривая кальян и улыбаясь самому себе, отдыхал хозяин магазина в черном берете. И как только мы, смеясь, вошли в магазин, то сразу увидели на груде серебряных подносов «Уникальные рецепты из Тинселтауна». «Это судьба», – думала я, сияя и чуть дыша. Сейчас, конечно, я понимаю, что это была не судьба, а рок. По велению злого рока мы прочли один рецепт из книги, пришли в восторг, и я рассказала тебе обо всех своих мечтах. На улице вышло солнце – так же внезапно и словно по волшебству, как в португальском фильме про вампиров наступал рассвет и под звуки арфы начинали летать хохлатые птички. Но солнце скоро зашло за тучи, его хватило ненадолго – и вот поэтому мы и расстались, – но теперь, захлопнув эту книгу, чтобы вернуть ее тебе, я вспоминаю, как мы купили ее в «Шике и блеске», потому что, черт возьми, Эд, расстались мы не из-за нее. Я обожаю ее, я буду по ней скучать. И мне больно отдавать тебе эту мудреную книгу, благодаря который мы были вместе.

Солнце подмигнуло нам, и мы подмигнули ему в ответ. На улице стоял безупречный запах листьев, чистый воздух свободно проникал в наши легкие, и мы дошли до парка Бориса Виана, чтобы рассмотреть покупку. Это было волшебно. В такой ранний час парк стоял в безмолвии, и повсюду царило спокойное странное настроение, как в той сцене из фильма «Своими глазами», когда Питер Клей убегает от полицейских-близнецов, которые его допрашивали, и прячется за статуей, посвященной победе в какой-то войне, – крылатая женщина верхом на лошади, – и тут из кустов доносится шорох, и из них осторожно, тихо, медленно на росистую лужайку выходит единорог, и потом сюжет фильма переносится в какое-то незнакомое место. Тогда в парке Бориса Виана мне казалось, что может случиться все на свете.