Почему мы расстались

Кларк Бейкер не смог бы подобрать лучших слов. В тот день мы впервые увидели друг друга голыми: сбросив одежду в две разные кучи, мы сидели в потоках согревающего света и бодрящего ветерка так близко друг к другу, что, если бы кто-то сфотографировал нас сверху, на снимке было бы непросто различить, где чья рука. Даже с кляксами грязи на ногах и с капельками пота – а может, это были следы моих поцелуев – на груди и на спине ты выглядел потрясающе и в этом сочном зеленом свете напоминал какое-то неземное создание. Ты сидел, стыдливо сложив руки между ног, и я просила тебя убрать их, чтобы получше тебя рассмотреть. Я и сама себя никогда не ощущала такой красивой, как в этом свете и твоих объятиях, и чуть не плакала. Два последних глотка холодного кофе – и вот мы одеваемся, пытаясь хоть как-то отряхнуть вещи и развернуть неподдающиеся носки. Я натянула холодный лифчик, рубашку, куртку. Но от разгорающегося солнца, и не только от него, мне было тепло, поэтому кофту я скомкала и несла ее под мышкой, пока мы уходили из парка Бориса Виана мимо парня с коляской, который не мог понять, откуда мы взялись, а потом я оставила кофту в машине твоей сестры, и, только оказавшись дома, поцапавшись от скуки с мамой и поднявшись к себе в комнату, я швырнула кофту на кровать и увидела, как этот колючий шарик скачет по полу. Я подняла его с пола и, краснея, думала, как он мог прицепиться к моей одежде. Я убрала шарик в ящик, потом переложила в коробку, и вот он достается тебе. Пришла твоя очередь краснеть и сокрушаться. Кто знает, что это за семена – плодового или бобового растения. А может, их принес единорог, пробегавший по зарослям, в которых мы лежали. Я могла бы положить этот шарик в воду, ухаживать за ним, и кто знает, что могло бы случиться с этой колючкой из парка, в котором я тебя так любила, Эд.

А вот куртка, которую я купила тебе, с радостью потратив восемь долларов.

– Посмотрим, что в нее можно спрятать, – сказал ты, притянув меня к себе.

Хихикая, ты застегнул куртку так, что я тоже оказалась внутри. Ты поцеловал меня и попытался дойти в таком виде до кассы, широко расставляя ноги, словно бродяга из какого-нибудь водевиля. Я целовала тебя и откидывала голову, пока не испугалась, что пуговицы могут лопнуть. Тогда я вылезла из нашего кокона, открыла сумку и посмотрела на тебя, Эд.

Какой же ты, черт возьми, красивый.

– Будешь носить ее в колледж?

– Ни за что, – рассмеялся ты.

– Пожалуйста. Посмотри, какой узор. Ты можешь сказать всем, что это я тебя заставила.

– После того как своруем сахар, я больше ее видеть не желаю.

Забирай, Эд. Я тоже не желаю ее видеть.

На дно коробки просыпалось немного сахара, и белые крупинки разметались по углам. Теперь все вещи в коробке присыпаны сладким порошком – не то что мои чувства. Но, давай признаем это, в тот день все шло как по маслу. В «Хромоножке» нам подали завтрак: тосты с ягодами для меня, два яйца с беконом, сосиску с хашбраунами, невысокую горку оладий и большой стакан апельсинового сока для тебя и налитый из термоса кофе со сливками и тремя ложками сахара для нас обоих. Мы немного поболтали, и я принялась листать книгу с рецептами, дожидаясь, пока ты доешь и вытрешь рот. В конце концов мне самой пришлось пройтись по твоим губам салфеткой. Я чувствовала, как тут и там меня покусывают листочки и покалывают травинки, которые одежда все сильнее вминала мне в кожу. Точно так же я вдавливала пальцы в глину, когда однажды готовила проект по керамике. Посмотревшись в зеркало, висевшее на стене туалета, я заметила грязное пятно на шее и, внезапно покраснев, стала оттирать его дешевым бумажным полотенцем, которое оказалось таким жестким, что я испугалась, как бы на коже не остались царапины, и снова взглянула на себя в зеркало. Встретившись глазами с собственным отражением, я замерла на миг и задумалась – ведь так делают все девушки, смотрясь в какое угодно зеркало, – чем любовница отличается от шлюхи. «ПЕРСОНАЛ ОБЯЗАН РЕГУЛЯРНО МЫТЬ РУКИ» – таков был ответ. Когда мы сидели за столиком, все остальные посетители либо не обращали на нас внимания, либо смотрели на нас с завистью, с восхищением или с отвращением. Ну или мы были единственными посетителями – не помню. Чтобы не пялиться на тебя, я крутила в руках сахарницу, пока ты не остановил меня, положив свои ладони поверх моих.

– Мы как будто на месте преступления, да?

– Преступление еще не свершилось, – ответила я.

– Но все-таки, – сказал ты, – не стоит привлекать внимание к сахарнице, которая скоро исчезнет.

Я оставила сахарницу в покое.

– Я девственница.

Ты чуть не выплюнул апельсиновый сок.

– Хорошо.

– Решила сказать тебе.

– Понятно.

– Потому что до этого не говорила.

– Послушай, это нормально, – ты кашлянул. – Многие из моих лучших друзей – девственники.

– Правда?

– Хм-м. Нет. Думаю, уже нет.

– Все мои друзья – девственники, – сказала я.

– О! – сказал ты. – Есть же еще Билл Хаберли. Черт, я не должен был этого говорить.

– Вот видишь, для тебя это необычное…

– Нет-нет. Я был знаком со многими девственницами, ну ты понимаешь.