Почему Россия отстала? Исторические события, повлиявшие на судьбу страны

В бесстрастии героев Джорджоне ощущается грусть, но в других случаях мир зрелого итальянского Ренессанса становится светлым, ясным, красивым. Это уже не то предчувствие смерти, которое было в Средние века, а скорее наслаждение жизнью. Как, например, на картине Франческо Франчи (Эрмитаж, Санкт-Петербург), где обаятельные музицирующие ангелы заставляют забыть, что один из изображенных святых – святой Лаврентий – погиб мучительной смертью. И конечно, на лице самого святого никак не отражается то, что он был изжарен на железной решетке. Подобное же радостное бесстрастие и абсолютную гармонию, дополненную умиротворяющим пейзажем, можно увидеть на другой эрмитажной картине – «Святой Лука, рисующий Мадонну» нидерландского мастера Рогира ван дер Вейдена. А главный образец подобного подхода – это, бесспорно, «Сикстинская Мадонна» Рафаэля (Галерея старых мастеров, Дрезден), выносящая Младенца в мир не для крестной муки, а для радости. В глазах матери – легкая грусть (а как без этого в таком сюжете?), но Сикст смотрит на нее с доброй улыбкой: мол, не грусти, милая, все будет хорошо.

В многофигурных композициях пропорции тоже соблюдены. И всюду бесстрастие. Скажем, в ватиканской фреске Рафаэля «Афинская школа» идеалист Платон и реалист Аристотель не собираются вступать в напряженный диспут, но спокойно отстаивают в беседе свое мировоззрение{1118}. Мудрость торжествует без всякого разгула страстей. Вот, по всей видимости, идеал того, как должны выглядеть ренессансный город и его идеальные обитатели. А возможно, так могли бы выглядеть бесстрастные обитатели «Утопии» Томаса Мора (фреска выполнена в 1510–1511 гг., а книга опубликована всего лишь пять лет спустя).

Совсем иначе выглядит «Священная аллегория» (другие названия: «Озерная мадонна», или «Души чистилища», как называл эту картину Павел Муратов) Джованни Беллини (галерея Уффици, Флоренция). В ней нет ни радости, ни равновесия. Но все равно сохраняется бесстрастие героев, объединенных одним сюжетом, но погруженных в самих себя. В «Священной аллегории» есть «нечто застывшее, почти окаменевшее»{1119}, что Макс Дворжак находил еще у Пьеро делла Франческа, но что особо характерно для этой работы Беллини.

Не только выбранные художниками сюжеты, общая композиция картин и выражение лиц персонажей, но даже язык тела (положение рук и ног, принятые позы, наклон корпуса) были языком, на котором мастер говорил со зрителем. «Язык тела служил делу урегулирования страстей, особенно у женщин, которые, как полагали тогда, легче поддаются своим чувствам»{1120}.

Умиротворяющий подход ренессансных мастеров особенно чувствуется в их работах примерно с середины XV столетия (во всяком случае, во Флоренции, что вполне может быть связано с теми особенностями развития города, о которых писал Ханс Барон). В качестве фигуры, символизировавшей перелом, стоит, наверное, отметить фра Филиппо Липпи с его очаровательными мадоннами, бесконечно переходящими из одной картины в другую. «Своей "нежнейшей рукой" он спустил небеса на землю, превратив ее в рай "здесь и теперь"»{1121}. Например, в «Мадонне с Младенцем и двумя ангелами» (галерея Уффици, Флоренция) грусть женщины прямо на наших глазах оборачивается радостью и задором мальчишки. Если у фра Беато Анджелико прекрасный мир оставался еще каким-то внеземным, то у фра Филиппо идеал проник непосредственно в жизнь ренессансного города.

Вслед за Филиппо Липпи пошли Сандро Боттичелли, Филиппино Липпи, Пинтуриккьо и многие другие мастера. В «Мадонне Магнификат» Боттичелли «никакого действия, никаких страстей, одна лишь лирическая пассивность»{1122}.

Ренессанс дарит нам умные, добрые лица, благородные позы, богатые одежды, умиротворяющие пейзажи… Если пронзенный стрелами, но при этом умиротворенный Себастьян выглядит несколько странно, пытаясь сочетать в себе несочетаемое, то все, относящееся к рождению Иисуса, несет божественную гармонию. И нам порой мнится, будто эпоха Возрождения была временем беспредельного счастья, человеческой мудрости, телесной красоты и ярких красок, расцвечивающих этот лучший из всех возможных миров. «Ренессанс – искусство прекрасного, покойного существования»{1123}.

В ренессансном мире Италии есть целый ряд мест, где уже не отдельные картины или скульптуры, а вся атмосфера в целом формирует чувство гармонии, столь не соответствующее реальной жизни города той эпохи. Такова, например, атмосфера расписанной Пинтуриккьо библиотеки Пикколомини в соборе Сиены, картезианского монастыря Чертоза-ди-Павия (между Павией и Миланом) и усыпальницы кондотьера Бартоломео Коллеони в Бергамо. Еще интереснее так называемая зала Мороне в монастыре Сан-Бернардино в Вероне. Старый монах-привратник, которому лень было вставать с места, дал мне большой тяжелый ключ. Я сам поднялся в залу, расписанную Доменико Мороне, отворил дверь и остался наедине с фресками. Помнится, не хотелось оттуда уходить, поскольку гармоничный ренессансный мир казался лучше всего того, что можно было увидеть в нашем XXI в.