Почему Россия отстала? Исторические события, повлиявшие на судьбу страны

Стивен Пинкер, изучивший эволюцию насилия в мире, показал, что власть государства, уменьшая число людей, погибших от убийств и войн, одновременно увеличивает число жертв, страдающих от тиранов, жрецов и клептократов{313}. Похожая история произошла с собственностью. По мере укрепления средневекового государства проблема грабежей становилась менее актуальной. Однако на смену ей приходила другая – конфискация, которой легко могло быть подвергнуто имущество. В понятие «конфискация», наверное, даже нельзя вкладывать современный смысл, поскольку Средние века считали нормальным изъятие имущества, осуществляемое вышестоящим в иерархии лицом при определенных обстоятельствах. Государство одной рукой защищало бизнес, а второй – грабило. Точнее, оно, как разумный стационарный бандит, стремилось монополизировать право на грабеж, ограничив при этом его масштабы, чтобы не резать курицу, несущую золотые яйца. Но ограничить далеко не всегда удавалось, поскольку «спрос на конфискацию» часто определялся не рациональными соображениями, а текущей потребностью в деньгах.

На многие средневековые случаи конфискации монархи тех времен смотрели совсем иными глазами, чем мы сегодня. Они полагали, что имеют право брать чужое, поскольку это совсем не чужое в их понимании. Как справедливо писал Арон Гуревич в новаторской для советских времен книге «Проблемы генезиса феодализма в Западной Европе», средневековое государство обладало чертами большой сеньории, где хозяйственные отношения переплетаются с властными[42].

В Средние века «возникла идея, согласно которой король является собственником всей земли своего государства. Государям раннего Средневековья не было чуждо отношение к своему королевству как к наследственному владению, они его делили между своими сыновьями, видели в нем вотчину. ‹…› Однако "собственность" короля на его королевство, разумеется, не имела ничего общего с правом частной собственности, она реально расшифровывалась как "суверенитет", т. е. опять-таки была сеньоральной властью над вассалом, свободным крестьянином, горожанином, духовенством и другими подданными»{314}.

Ричард Пайпс и его последователи полагают, что вотчинным государством являлась только Россия{315}, но на самом деле подобным образом строились и другие государства. Об этом говорят многие авторы. Например, Иммануил Валлерстайн цитирует Фредерика Лейна: «Феодальное государство было в определенном отношении частной собственностью государя в том же смысле, что феод был частной собственностью вассала»{316}. Ну а римский папа смотрел на дело еще шире. В частности, Бонифаций VIII утверждал, что понтифик «правит телами и собственностью всех христиан»{317}. Примерно так же рассматривала церковь «тела и собственность» на местном уровне. Например, весь Милан представлял собой домохозяйство святого Амвросия, где «суверенная власть принадлежит архиепископу, преемнику святого», а миланцы «служат суверену в обмен на его покровительство»{318}.

Впрочем, представления о том, что государство, епархия или сеньория есть вотчина, шли сверху. Внизу при этом существовали иные представления. Вассалы, прихожане и крестьяне были уверены, что у них есть определенные права. Соответственно, «вотчинник» не мог стать собственником в современном смысле слова, о чем справедливо сказал Гуревич, но мог реализовать свои права в той мере, в какой обладал реальной силой и мог преодолеть сопротивление различных групп интересов – вассалов, желающих иметь побольше земли, крестьян, стремящихся платить поменьше налогов, церкви, конкурирующей с монархом в налогообложении, бюргеров, заинтересованных в минимизации фискального бремени и максимизации городских свобод, кредиторов, надеющихся вернуть с прибылью свои займы короне.