Почему Россия отстала? Исторические события, повлиявшие на судьбу страны

Отдельный вопрос – защищенность личности и собственности иностранного купца в крупном торговом городе. Казалось бы, за крепостными стенами под присмотром местных властей он мог чувствовать себя в безопасности. Однако на деле это было не так. Никто не заботился о тех, кто сам не мог позаботиться о себе. Защита не «раздавалась бесплатно» добрыми правителями, чтущими закон. Вопрос безопасности всегда представлял собой предмет торга для представителей отдельных наций (или купеческих сообществ). Если на них нападали, они грозили властям перенести свой бизнес (а также, естественно, уплату налогов) в иное место. И действительно поступали подобным образом, если не получали гарантий безопасности. Скажем, в таком крупнейшем коммерческом центре, как Брюгге, ганзейские купцы энергично «качали права» в XIII в. и лишь к 1307 г. получили необходимые гарантии от графов Фландрии. При этом другие купцы должны были решать эту проблему отдельно. В 1311 г. защиту получили нюрнбержцы, в 1325 г. – португальцы, в 1331 г. – арагонцы, венецианцы и ларошельцы, в 1341 г. – кастильцы, в 1350-х гг. – шотландцы и англичане, в 1360-х гг. – генуэзцы{292}. Проблема безопасности купцов была важнейшей в договорах, заключенных между Псковом и ливонскими городами{293}. Таким образом, следует заметить, что и в западных странах, и на Руси можно было получить защиту со стороны закона, но это не достигалось автоматически. Требовался сложный переговорный процесс, который в одних случаях шел успешно, в других – нет.

На тот случай, если власти не справлялись с обеспечением безопасности торговли, существовала коллективная ответственность купцов за «наезды», которые их земляки совершали на иностранных коммерсантов. И это, в свою очередь, создавало для торговли большие проблемы{294}. Если, скажем, некий житель Лондона проштрафился перед бюргерами Любека, те могли компенсировать убытки, конфискуя товары любого лондонского купца. А лондонское сообщество в своей среде должно уже было разбираться в том, кто прав, кто виноват, и затем отнимать имущество виновного для компенсации бюргеру, пострадавшему от гнева Любека. Такая практика совершенно не соответствует современным представлениям о защите собственности. Европейские города стремились ее ликвидировать с конца XIII в., но и в XV столетии она местами еще сохранялась{295}.

Новгородцы порой требовали с ганзейских купцов компенсации за набеги тевтонских рыцарей. В 1367 г. в Новгороде арестовали немцев, что, естественно, повлекло за собой ответные меры против русских в Ливонии{296}. А в 1442 г. жители Новгорода с позволения вечевого собрания взяли в осаду ганзейцев, угрожая расправиться с кем-нибудь за то, что в Ревеле бюргеры совершили преступление в отношении новгородца{297}. В конце XV столетия в Остзейском крае немцы поймали двух русских. Один виноват был в изготовлении фальшивой монеты, второй совершил содомский грех. Соответственно, первый, по Любекскому праву, был сварен живьем, другой – сожжен. Москва тут же подготовила асимметричный ответ. Гости, находившиеся в Новгороде, были арестованы. Товар, принадлежавший купцам, конфисковали, немецкий двор закрыли, церковное имущество задержали. Немецкая сторона, естественно, тоже не церемонилась с новгородцами. В 1501 г. в Дерпте арестовали более 200 человек, имущество их разграбили, а самих отправили в заключение{298}. Похожие проблемы возникали также в отношениях между Псковом и Ригой в XIV–XV вв.{299}

Отношения бизнеса с властями всегда строились на интересе, на взаимной выгоде, а вовсе не на характерных для нашего времени представлениях о необходимости соблюдать закон. В 1265 г. флорентийский банкир Фрескобальди сделал ставку на Карла Анжуйского в борьбе за неаполитанский престол и дал ему большой кредит для осуществления военного похода. В ответ Карл предоставил Фрескобальди право безопасного ведения коммерческой деятельности на территории покоренного им королевства. И лишь потом одна за другой флорентийские компании получали от Анжуйской династии аналогичные права. При этом они (в основном компании Барди, Перуцци и Аччайоли) вновь и вновь давали кредиты, не всегда надеясь даже на возврат долга, но зато выторговывая себе право вывоза зерна из Апулии (без уплаты налогов) или право контроля над важным портом королевства. А если порт попадал в их руки, флорентийцы контролировали любой проходящий через него экспорт – зерна, леса, оливкового масла. По сути дела, кредиты королю были формой отката за право вести бизнес на его территории. Более того, во всей этой интригующей флорентийско-неаполитанской истории важен был и политический момент. Карла в его борьбе с империей за итальянский юг поддерживал Святой престол. Флоренция была вместе с Римом, а ее конкуренты – Сиена и Пиза – являлись гибеллинскими городами. Так что кредит Карл получал от своих, и «крышу» для нормальных отношений между партнерами обеспечивал сам папа{300}.