Почему в России не ценят человеческую жизнь. О Боге, человеке и кошках

И что поразительно. У все же верующего в бога Николая Бердяева хватило смелости подвергнуть критике, более того, отказаться от целого ряда исходных идей христианства. Он восстает против идеи Страшного суда, против «антологии ада», вообще отвергает механизмы страха, идею ада, кары небесной за грехи на земле. Да, он верит в загробную жизнь, в тленность и мира сего, и жизни в нем, он глубоко убежден, что «окончательная судьба человека не может быть решена лишь этой кратковременной жизнью на земле. В традиционной христианской эсхатологии есть ужасная сторона. Тут я подхожу к теме, которая меня мучит гораздо более, чем тема о смерти. Проблема вечной гибели и вечного ада – самая мучительная из проблем, которые могут возникнуть перед человеческим сознанием. И вот что представлялось мне самым важным. Если допустить существование вечности адских мук, то вся моя духовная и нравственная жизнь лишается всякого смысла и всякой ценности, ибо протекает под знаком террора. Под знаком террора не может быть раскрыта правда. Меня всегда поражали люди, которые рассчитывали попасть в число избранников и причисляют себя к праведным судьям. Я себя к таким избранникам не причислял и скорее рассчитывал попасть в число судимых грешников… Существование вечного ада означало бы самое сильное опровержение существования Бога, самый сильный аргумент безбожия. Зло и страдание, ад в этом времени и этом мире обличает недостаточность и неокончательность этого мира, и неизбежность существования иного мира и Бога. Отсутствие страдания в этом мире вело бы к довольству этим миром, как окончательным. Но страдание есть лишь путь человека к иному, к трансцендированию»[154].

Но у Николая Бердяева не хватает смелости поставить под сомнение религию своей молодости, а именно марксизм, не хватает смелости усомниться в мессианизме Карла Маркса, в его вере, что мир капитализма, мир эксплуатации и частной собственности обречен, что ему на смену обязательно придет все же коммунизм. Не важно, русский или не русский, но все же коммунизм. И это правда. Догматы марксизма на самом деле, о чем говорят последние книги Николая Бердяева, для куда более неприкосновенны, куда более святы, чем догматы христианства. Николай Бердяев отрицает учение христианства об Апокалипсисе. «Нельзя понимать Апокалипсис как фатум», – пишет Николай Бердяев. Но марксистская идея смерти мира капитализма, смерти мира собственности, денег для Бердяева абсолютна, несомненна. Еще молодой Николай Бердяев в «Вехах» критикует русское национальное сознание, особенно сознание российской интеллигенции, за дефицит «реалистического отношения к бытию», за увлечение «пролетарской марксистской мистикой», за дефицит свободы сомнения. А умирает Николай Бердяев с тем, как говорил Тертуллиан, с «верю, ибо абсурдно», умирает с верой, что на крови можно построить новый мир, что можно, уничтожив старую Россию до основания, создать Россию добра и божественной благодати.

Наверное, что не учитывал Бердяев, после семидесяти лет жизни по «советским принципам», которыми он восхищался, ничего не останется ни от чувства Бога, ни от ценности человеческой жизни. «Советский принцип» убил даже ту неполноценную обрядовую религиозность, которая существовала в России до революции. «Советский принцип» убил ту национальную память, которая все же жила в душе образованной России, а, как выяснилось, без национальной памяти нет и не может быть никакого национального чувства. «Советский принцип» или советская мораль оправдывала убийство людей, уничтожение целых классов во имя победы коммунизма. А если нет бога, то и нет преступления, как говорил Федор Достоевский. «Советский принцип» или советская идеология привела к запрету, забвению всех величайших достижений русской культуры, наследству всех тех мыслителей и писателей начала ХХ века, которые разоблачали античеловеческую сущность революции и марксизма. А сегодня рожденная «русской весной» 2014 года милитаризация сознания уже сняла проблему жертв, проблему человеческой цены достижений социализма и победы 9 мая. Сегодня как никогда велика власть русского мессианизма, считающего, что человек является лишь средством достижения целей «русской идеи».

Как нам выйти из «русского тупика»?

И всю эту трагедию русского мессианизма необходимо учитывать, когда мы уже после смерти советского принципа пытаемся понять причины нашей русской, так и непреодоленной жажды смерти, упорного нежелания отказаться от нашего «человек есть средство», когда мы пытаемся понять, почему как не было в России ценности человеческой жизни, так и нет ее до сих пор.