Почему в России не ценят человеческую жизнь. О Боге, человеке и кошках

Но сегодня, уже в ноябре 2017 года, накануне столетнего юбилея того, что идеологи «веховства» называли «октябрьским переворотом», я нашел в этих сборниках нечто новое, что оставалось для меня в тени все полвека со дня знакомства с их текстами. Сегодня я наконец-то увидел не только то, что на самом деле нет «веховской» философии как чего-то целостного, единого, но и то, что авторы сборников «Вехи» и «Из глубины», каждый в отдельности, несут в своем мировоззрении какие-то глубинные, неосознанные противоречия. Даже у самого цельного и последовательного автора этих произведений, к примеру, у Семена Франка, мысли, рожденные верой, сердцем, как-то далеко отстают от мыслей и выводов, рожденных работой ума, анализом того, что есть, что было. Что я имею в виду? А именно то, что оптимизм в отношении будущего России, в отношении ее духовного возрождения, который декларируют все без исключения авторы сборника «Из глубины», обоснован куда меньше, чем приговор русскому народу, обвиненному в этих текстах в убийстве своей страны, своей церкви, в надругательстве над своими же собственными национальными святынями. «Если России суждено еще возродиться, – чудо, в которое, вопреки всему, мы хотим верить, пока мы живы, – писал Cемен Франк, – то, – это возрождение может быть теперь лишь подлинным воскресением, восстанием из мертвых, с новой душой и совсем иной, новой жизнью. И первым условием этого возрождения должно быть полное, окончательное осознание как всей глубины нашего падения, так и его последних, подлинно реальных духовных причин… А если даже нам действительно суждено погибнуть, то и тогда дух жизни влечет нас погибнуть не в сонном замирании мысли и воли, а с ясным сознанием, передав векам и народам… глубоко осознанное покаяние»[160].

Об этом же – Николай Бердяев, но с большим, чем у Семена Франка, оптимизмом. «Русский народ низко пал, но в нем скрыты великие возможности, и ему могут раскрыться великие дали. Идея народа, замысел Божий о нем остается и после того, как народ пал, изменил своей цели и подверг свое национальное и государственное величайшим унижениям. Меньшинство может остаться верным положительной и творческой идее народа, и из него может начаться возрождение. Но путь к возрождению лежит через покаяние, через сознание своих грехов, через очищение духа народного от духов бесовских»[161].

О том же – И. А. Покровский в своем «Перуновом заклятье»: «Не хочется верить, что то, что мы переживаем, есть действительно смерть русского народа и русского государства, что это подлинный конец, могила. В тоске оглядываешься кругом: где же спаситель? И какой-то голос подсказывает: он там, в том же русском народе, ныне столь яростно рвущем себя на клочки; он там – в его здравом инстинкте и здравом смысле, ныне столь затуманенном и извращенном налетевшими на него крикливыми лозунгами»[162]. И. А. Покровский связывает эту свою веру в спасение России, как Семен Франк и Николай Бердяев, опять с покаянием всей русской нации (и не только народа): «Велик грех, велико должно быть и искупление. За месяцами греха должны последовать долгие десятилетия покаяния и трудной работы для воссоздания рассыпавшегося Отечества»[163].

И, наконец, о том же, о грядущем, необходимом для спасения России. Я имею в виду слова В. Н. Муравьева о покаянии в его статье «Рев племени»: «Покаяние русского народа совершится возвращением его через русское будущее к русскому прошлому или воскресением его через прошлое к будущему, что одно и то же. При свете древней истины, указующей грядущий путь, русский народ познает свою внутреннюю скверну, свой грех лживости, корысти, алчности и разделения»[164].

И здесь встает проблема, которой не существовало у меня как у читателя сборника «Из глубины» четверть века назад и которая очень мучает меня сегодня: а что на самом деле должно было подтолкнуть русский народ, который, по словам авторов этого сборника, отдал себя во власть корысти, алчности, зависти, подтолкнуть русский народ, у которого, как говорят авторы сборника «этический уровень… души невысок», к духовному прозрению, к оздоровлению мыслей и чувств? Если раньше, как показала революция, для русского народа жизнь человеческая ничего не стоила, то почему она вдруг станет для него ценностью после ужасов и кошмаров этой большевистской революции?