Почему в России не ценят человеческую жизнь. О Боге, человеке и кошках

Я лично не намерен судить, насколько «веховцы» были объективны в оценке души русского народа. Но очевидно без всяких дискуссий, что многие особенности русской психологии, о которых говорили «веховцы» и которые помогли большевикам прийти к власти, не только сохранились, но и укрепились. Бесспорно только то, что надежда «веховцев», того же Бердяева, что русский народ осознает греховность своего активного участия в разрушении старой России, что он сам очистит свою душу от бесов большевизма, не оправдались. И, скорее всего, уже никогда не оправдаются. Новая Россия, спустя 100 лет после Октября, ушла от ценностей христианства куда дальше, чем советская. Сострадание к жертвам сталинской коллективизации, к жертвам сталинского большого террора в советской России, особенно, как я помню, в 1960-е, было куда больше, чем сейчас. А мысль в необходимости очищения русской души через покаяние, через национальное покаяние сегодня вообще выглядит как экзотика. Кстати, еще в сборнике «Из-под глыб», т. е. в середине 1970-х, в статье А. И. Солженицына «Раскаяние и самоограничение» присутствует сознание актуальности этой задачи, присутствует призыв к осознанию того, что за преступления против человечности, совершенные советской властью, несет ответственность породившая эту власть русская нация. С точки зрения Александра Солженицына, точно так, как у «веховцев», погружение русского человека своим личным сознанием в грехи своего народа делает его частью этого народа. Раскаяние, как показывает Александр Солженицын, раскаяние в грехах прошлого (правда, в личных грехах) было характерно для русской национальной психологии древности. Александр Солженицын обращает внимание на «известную множественность покаянного ухода в скиты, в отшельничество, в монастыри». В то же время, пишет Александр Солженицын, «весь петербургский период нашей истории все дальше уводил русский дух от раскаяния. В ХХ веке благодатные дожди раскаяния уже не смягчили закалевшей русской почвы, выжженной учениями ненависти. За последние 60 лет мы не только теряли дар раскаяния в общественной жизни, но и осмеяли его. Опрометчиво было обронено и подвергнуто презрению это чувство, опустошено и то место в душе, где раскаяние жило»[172]. Но Александр Исаевич, вопреки всему, настаивал на том, что «Исключительно каждая нация, как бы она ни ощущала себя сегодня гонимой, обделенной и неущербно-правовой, – в какое-то время несомненно внесла и свою долю бессердечия, несправедливости, надменности… И в самых тоталитарных, и в самых бесправных странах мы все несем ответственность – и за свое правительство, какое оно, и за походы наших военачальников, и за выслуги наших солдат, и за выстрелы наших пограничников…»[173].

Но как теперь очевидно, вместе с Александром Исаевичем Солженицыным, вместе с авторами сборника «Из-под глыб» умерла окончательно и проблема покаяния русского народа за грехи революции, за те беды и страдания народов Восточной Европы, которые принесла им наша советская политика экспорта социалистической революции. Скорее всего эта тема, поднятая в 1918 году авторами сборника «Из глубины», закрыта навсегда.

Не может сегодня идти речь о покаянии российской нации за зверства и грехи наших предков, ибо на самом деле для подавляющей части россиян вся эта страшная история большевизации России от начала до конца, с 1917 до 1953 года, до смерти Сталина, уже чужая история. Трагедия 1917 года была вызвана тем, что у нас тогда была не одна, а две русские нации, а сейчас, скорее всего, нет даже одной русской нации в точном смысле этого слова. Почему так и не произошло отторжение массового русского человека от того, что «веховцы» называли «бесовством» большевиков? Наверное потому, что для подавляющей части нынешних россиян, как и для их предков жизнь человека, и прежде всего жизнь своего соплеменника, ничего не стоит. Осознать преступность большевизма и вообще преступность марксистского учения о революционном терроре можно только тогда, если ты осознаешь ценность человеческой жизни, осознаешь право на жизнь, на счастье тех, кого Ленин и Сталин убивали во имя победы идеи коммунизма.

И, на мой взгляд, о чем позже более подробно, сама по себе нынешняя утрата общественного интереса к теоретическому наследству «веховцев» свидетельствует не просто о разрыве времен. Речь на самом деле идет об окончательной духовной смерти российской нации, которая родила Достоевского и Толстого, которая родила «веховцев», основателей русской религиозной философии ХХ века. Авторы диссидентского сборника «Из-под глыб» еще были погружены в русскость, особенно А. Солженицын, Ф. Корсаков, Е. В. Барабанов. Все эти авторы сборника «Из-под глыб» еще ощущали трагедию русского ХХ века как свою личную драму. Но теперь, как оказывается, интеллектуалов с подобной погруженностью в русскую историю, в драму ХХ века практически нет.