И еще один пример о связи польской левизны с польским Костелом. С одной стороны, победа «Солидарности», вождем которой был воцерковленный Лех Валенса, был праздником марксизма, демонстрацией самоотверженности и моральной чистоты рабочего движения. Но, с другой стороны, это была и победа Костела, который с самого начала духовно окормлял движение «Солидарности» и на самом деле возглавлял многомиллионную «Солидарность». И это объяснялось тем, что польские рабочие были, как правило, воцерквлены. Именно по этой причине, когда я после защиты докторской диссертации приехал в Москву, я устоял перед великим соблазном. Несмотря на то, что из-за доноса марксиста, директора Института философии и социологии ПАН Ярошевского, из-за обвинения в том, что я защищался под аплодисменты «Солидарности», мне отказали в нострификации польского диплома, мне предложили выйти из ситуации путем написания положительной рецензии на книгу Трубникова (названия ее я уже не помню), где утверждалось, что за «Солидарностью» на самом деле стояло только ЦРУ. И зная, как развивались события тогда в Гданьске (по случайности я оказался там именно в начале забастовки на судоверфи), зная, как много было действительно святого и великого в этом восстании польских рабочих, я отказался от этого заманчивого предложения. И до сих пор не жалею об этом. Я бы тогда предал не только моих коллег, ученых-поляков, которые уважали меня и ценили, но и предал сам себя. Я вспомнил об этой личной проблеме, ибо, на мой взгляд, когда мы судим о польскости, надо учитывать особенности этого национального характера и особенно – какую-то внутреннюю одухотворенность, которая стоит обычно за польским национальным чувством.
А что из этого следует? А только то, что, на самом деле, вопреки тому, что пишет Виктор Ерофеев и считает Адам Михник, никаких серьезных препятствий для прихода современной Польши в современную Европу глобальных ценностей, и прежде всего ценностей свободы и человеческого достоинства, нет. Нация, которая действительно следует за христианским «Не убий!», за христианской идеей морального равенства людей как Божьих тварей, несомненно, быстрее придет в Европу, чем нация, прошедшая, как мы, семидесятилетнюю школу марксистского атеизма. И в этом, на мой взгляд, изначальный трагизм современной России. И в этом причина качественной разницы между судьбами нынешних поляков и нынешних русских.
И тут возникает до сих пор неисследованный, по крайней мере, не до конца исследованный вопрос: почему именно в России возникла власть, готовая, желающая во что бы то ни стало разрушить старую национальную Россию со всеми ее христианскими традициями, а у поляков все эти коммунисты были на самом деле, симуляторами, не столько строили социализм, сколько сохраняли старое для того, чтобы вернуться назад. Почему не составило особого труда разрушить воцерковленную старую Россию, а в Польше так и не появилось силы, желающей, способной начать борьбу со всевластием Костела? Ведь на самом деле, как я сам это наблюдал в конце 1970-х, в Польше всегда было двоевластие: власти коммунистов и непререкаемой власти Костела. Может быть, дело в том, что бесконечная драма разделов Польши, боли этих разделов сформулировали полноценную польскую нацию. А русской нации, при внешней успешности истории Российской империи, так и не появилось к началу ХХ века.