Почему в России не ценят человеческую жизнь. О Боге, человеке и кошках

Национализм, конечно, эксплуатирует национальное чувство, но, на мой взгляд, в научном анализе надо отличать понятие «национализм» от понятия «национальное чувство», как необходимо отличать понятие «утопия» от понятия «идеал». Но есть ли основания считать, что национальное чувство само по себе является препятствием на пути в современную Европу? Ведь при подобной трактовке европейскости не только как свободы личности, но и как свободы от национальных и религиозных чувств, от эмоциональной привязанности к национальным традициям уже стирается разница между ценностями либерализма и ценностями марксизма. Ведь суть марксизма состояла не только в отрицании частной собственности, но и в отрицании всего, что с ней было связано, в отрицании религиозных и национальных чувств, и даже семейного быта. Мы забыли, что для Маркса коммунизм несовместим с частным, индивидуальным семейным бытом. Кстати, на мой взгляд, недостаток суждения Виктора Ерофеева о подлинной и неподлинной европейскости как раз и состоит в том, что он не учитывает эту разницу между марксистскими и либеральными ценностями. Исходный классический либерализм никак не был связан, как считает Виктор Ерофеев, с идеей изначальной доброты человека. Творцы либерализма были верующими людьми, и в основу своей идеологии равных возможностей они положили христианское золотое правило Библии: «Не делай другому того, чего себе не желаешь». У отцов либерализма не было отказа от исходной христианской идеи греховности человека. Человек изначально добр, его портят внешние обстоятельства – это опять марксизм, основанный на учении Руссо о природе человека. Нельзя забывать, что Карл Маркс восстал против европейской демократии, против учения о правах личности, ибо с его точки зрения в их основе лежала, как ему казалось, ложная христианская идея изначального морального равенства людей как Божьих тварей. На мой взгляд, Виктор Ерофеев в своей европейскости, в своем противопоставлении универсальных ценностей, которые, как он пишет, отстаивает его друг Адам Михник, национальным и конфессиональным приоритетам, не учитывает, что все эти так называемые «универсальные европейские ценности» выросли из заповедей Христа «Не убий!», и что именно христианство лежит в основе того, что в Европе считают общечеловеческой моралью и что исповедуют люди, называющие себя атеистами.

И последнее, что, на мой взгляд, важно учитывать при определении места современной, так называемой «ультраконсервативной Польши» в современной Европе. Дело в том, что даже польская левица всегда была ближе к национальной идее, к национальным ценностям, чем, к примеру, русские левые, всегда исповедующие религию марксистского интернационализма. Во время моей работы совместно с Войцехом Ярузельским над его выступлениями в Москве, когда он приезжал к нам в ЦК КПСС на различного рода совещания, он учил меня, что в основе польской левизны лежит польский персонализм, характерное для поляков развитое чувство личности. Поэтому, кстати, Войцех Ярузельский, который на самом деле верил в утопию о социализме с человеческим лицом, предпочитал в своих выступлениях в Москве во время перестройки говорить о ценностях «польского персонализма». И на самом деле, о чем, наверное, не знает Виктор Ерофеев и даже Адам Михник, политическое обоснование «круглого стола» было сделано Войцехом Ярузельским еще за два года до его зарождения. У нас в ЦК в это время на Политбюро, по инициативе Георгия Шахназарова, готовили записки, где доказывали, что настало время для появления в политической системе Польши так называемой «конструктивной оппозиции». Но все эти идеи приходили к тому же Шахназарову и к нам в Отдел социалистических стран конечно из самой Варшавы. Так что нельзя забывать, говоря о польскости, что на самом деле она была довольно тесно связана с социалистической идеей. Маршал Пилсудский, основатель новой Польши был социалистом, членом австрийской социал-демократической партии. Ценности европейского рабочего движения были близки поляку Папе Римскому Иоанну Павлу II. Я вместе с Александром Яковлевым был в феврале 1992 года приглашен Ватиканом в Рим на конференцию, посвященную судьбе европейского социализма. Выставку картин, посвященных рабочему движению XIX века, открывал сам Папа Римский Иоанн Павел II. Он, кстати, придя в Ватикан, сразу написал энциклику, посвященную проблеме рабочего движения. Правда, когда наступил вечер после окончания конференции, на ужине на вопросы, которые от имени Папы мне задавал Бжезинский, и которые были связаны с его желанием узнать от меня подробности о мотивах, подтолкнувших Горбачева к перестройке, и самое главное – мои представления о возможности декоммунизации новой России. Осталась в тени проблема отношения рабочего класса СССР к перестройке. И, кстати, я был куда большим оптимистом в отношении возможной декоммунизации новой России, чем присутствовавшие на ужине вместе с Бжезинским советологи Ричард Пайпс и Джим Веллингтон.