Почему в России не ценят человеческую жизнь. О Боге, человеке и кошках

Но я согласен с Виктором Ерофеевым, что в характерном для нынешней Польши забвении всего того, что позволило ей начать «бархатные» революции 1989 года в Восточной Европе, освободиться от власти ПОРП, есть что-то морально ущербное. Я был, как я уже сказал, в конце июля – начале августа в Варшаве всего несколько дней. Но все эти дни, в связи с приближением 75-летия Варшавского восстания 1 августа 1944 года, историческая тематика заполонила все экраны государственного телевидения. Было очевидно, особенно из речи президента Дуды во время перезахоронения на кладбище Ветеранов АК останков героя восстания капитана Белоуса (он в 1947 году эмигрировал из Польши и в 1990 году умер в Аргентине), что правящая партия «Право и справедливость» выводит свою легитимность напрямую как раз из героики Варшавского восстания 1944 года. Современная Польша, говорил в своей речи у останков капитана Белоуса президент Дуда, воплотила в жизнь мечту восставших о свободной, подлинно независимой Польши, Польши национального достоинства. Но при этом, и это вызвало у меня удивление, и в речи Дуды, и во всех передачах на телевидении, посвященных истории Польши, ничего не говорится ни об отличиях польского коммунистического тоталитаризма от кровавого тоталитаризма Ракоши в Венгрии, не говорится о том, что коммунисты Польши пощадили и своих противников – Армию Крайова, восставшую против них, сохранили не просто церкви, национальные святыни, но и воцерковленность поляков, сохранили польского крестьянина-частника хлопа, сохранили польскую интеллигенцию, оставшуюся в стране после 1947 года. А вместо этого на польском телевидении идет нарочитая вульгаризация жизни Польши во время так называемой «власти коммунистов». Показывают фильмы о польских кэгэбешников, которые только тем и занимаются, что подслушивают друг друга, приставив ухо к замочной скважине, и забивают аппараты для прослушивания в стены еще строящихся домов для интеллигенции. На мой взгляд, есть что-то неприличное в нынешней откровенной вульгаризации жизни поляков во времена так называемой «власти коммунистов». Тут действительно видна какая-то утрата достоинства, о которой говорит в упомянутой книге Адам Михник, но и утрата совести.

Воинствующий антикоммунист, сын упомянутого мной ветерана Армии Крайовой Тадеуша Плужаньского, рассказывает на телевидении различного рода небылицы о преследованиях отца при власти коммунистов. Но на самом деле Тадеуш Плужаньский, несмотря на свое антикоммунистическое прошлое, стал студентом университета, получил профессорское звание, стал известным в стране интеллектуалом. Как я помню, профессор Плужаньский, которым я был в постоянном контакте и в добрых отношениях, пользовался огромным моральным авторитетом, и именно потому, что он был в АК. И это, кстати, говорит о том, что уже в то время, во второй половине 1970-х, когда я был коллегой Тадеуша Плужаньского, на самом деле от социализма и коммунизма в Польше мало что осталось. Не было в Польше тогда никакого «железного занавеса», кто хотел, тот мог эмигрировать из Польши, не было никаких политзаключенных, да и, как я испытал на себе (я в те годы печатался во многих польских научных журналах), польская цензура не была так строга, как наша советская.