Читаем Почему в России не ценят человеческую жизнь. О Боге, человеке и кошках полностью

Виктор Ерофеев, как он пишет, оказавшись в Польше по семейным причинам, подружился как раз с героем-подпольщиком Адамом Михником, который действительно начинал свою борьбу за освобождение Польши с улицы, который как я знаю, нес в своем сознании традиции польской «левицы». Отсюда и снова восстание Адама Михника, правда, только умом и душой, против, как он считает, ультраконсерватизма пришедшей к власти партии Ярослава Качиньского, партии «Закон и справедливость», отсюда его убеждение, которое разделяет и Виктор Ерофеев, что консерватизм нынешней власти стал препятствием на пути окончательного возвращения Польши в Европу. Отсюда, от того, что я и Виктор Ерофеев, живя в Польше, совращали свои советские души различными «польскостями», наверное и наше различное отношение к тем угрозам духовному здоровью поляков, которые, с точки зрения автора рецензии, несет в себе ультраконсерватизм нынешней власти, т. е. те угрозы, которые несут в себе традиции польской религиозности. Хотя, честно говоря, о чем я никогда вслух не говорил, мое понимание европейскости и, как мне кажется, моя глубинная европейскость, сложилась у меня в детстве в самой Центральной Европе, в многонациональной Трансильвании, где в окружении румын, венгров, трансильванских немцев и итальянцев я сформировался как человек. И, как я понимаю, при всех недостатках моей биографии я очень выиграл в жизни, что в детстве, благодаря маме, я стал православным воцерковленным мальчиком, каждое воскресенье посещал церковь и, на самом деле, пронес через всю жизнь в своей душе ощущение Бога, которое у меня сложилось в детстве. Честно говоря, я пришел на философский факультет, чтобы расширить сложившиеся у меня еще в юности доказательства существования Бога. И я не могу понять, почему многие представители нашей интеллигенции считают, что воцерковленность, вера в Бога, знание Библии мешает человеку погрузиться в универсальные гуманистические ценности Европы. Именно по этой причине я восстаю против попыток отделить европейскость от воцерковленности, от веры в Бога, восстаю против убеждения и Адама Михника, и Виктора Ерофеева, что якобы воцерковленность поляков мешает им полностью пройти путь в Европу. Не может христианство противостоять универсальным ценностям Европы, ценностям свободы, ибо, как показал Федор Достоевский, именно идея свободы выбора, идея личной ответственности за сделанный выбор лежит в основе христианства. И беда нашего русского православия состоит в том, что в нем осталось многое от аскетического православия Византии. В нем мало любви к человеку, в нем мало ценится жизнь на грешной земле. Не забывайте, Константин Леонтьев обвинил Достоевского в симпатиях к католицизму за то, что тот связал христианство с любовью к ближнему. Беда нынешних поляков, как я покажу дальше, не в их католической воцерковленности, а в том, что своей, появившейся у них верой в свой особый польский путь, о которой говорит Виктор Ерофеев, они изменяют сути христианства. Впрочем, как и изменяют сути христианства и русские славянофилы своей верой в особую миссию России, в особую «русскую правду». Дмитрий Мережковский, критикуя славянофильские увлечения того же Николая Бердяева, обращал внимание на то, что в древе жизни, созданном Богом, все национальные ветки равны.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Ислам и Запад
Ислам и Запад

Книга Ислам и Запад известного британского ученого-востоковеда Б. Луиса, который удостоился в кругу коллег почетного титула «дуайена ближневосточных исследований», представляет собой собрание 11 научных очерков, посвященных отношениям между двумя цивилизациями: мусульманской и определяемой в зависимости от эпохи как христианская, европейская или западная. Очерки сгруппированы по трем основным темам. Первая посвящена историческому и современному взаимодействию между Европой и ее южными и восточными соседями, в частности такой актуальной сегодня проблеме, как появление в странах Запада обширных мусульманских меньшинств. Вторая тема — сложный и противоречивый процесс постижения друг друга, никогда не прекращавшийся между двумя культурами. Здесь ставится важный вопрос о задачах, границах и правилах постижения «чужой» истории. Третья тема заключает в себе четыре проблемы: исламское религиозное возрождение; место шиизма в истории ислама, который особенно привлек к себе внимание после революции в Иране; восприятие и развитие мусульманскими народами западной идеи патриотизма; возможности сосуществования и диалога религий.Книга заинтересует не только исследователей-востоковедов, но также преподавателей и студентов гуманитарных дисциплин и всех, кто интересуется проблематикой взаимодействия ближневосточной и западной цивилизаций.

Бернард Луис , Бернард Льюис

Публицистика / Ислам / Религия / Эзотерика / Документальное
Былое и думы
Былое и думы

Писатель, мыслитель, революционер, ученый, публицист, основатель русского бесцензурного книгопечатания, родоначальник политической эмиграции в России Александр Иванович Герцен (Искандер) почти шестнадцать лет работал над своим главным произведением – автобиографическим романом «Былое и думы». Сам автор называл эту книгу исповедью, «по поводу которой собрались… там-сям остановленные мысли из дум». Но в действительности, Герцен, проявив художественное дарование, глубину мысли, тонкий психологический анализ, создал настоящую энциклопедию, отражающую быт, нравы, общественную, литературную и политическую жизнь России середины ХIХ века.Роман «Былое и думы» – зеркало жизни человека и общества, – признан шедевром мировой мемуарной литературы.В книгу вошли избранные главы из романа.

Александр Иванович Герцен , Владимир Львович Гопман

Биографии и Мемуары / Публицистика / Проза / Классическая проза ХIX века / Русская классическая проза
Бывшие люди
Бывшие люди

Книга историка и переводчика Дугласа Смита сравнима с легендарными историческими эпопеями – как по масштабу описываемых событий, так и по точности деталей и по душераздирающей драме человеческих судеб. Автору удалось в небольшой по объему книге дать развернутую картину трагедии русской аристократии после крушения империи – фактического уничтожения целого класса в результате советского террора. Значение описываемых в книге событий выходит далеко за пределы семейной истории знаменитых аристократических фамилий. Это часть страшной истории ХХ века – отношений государства и человека, когда огромные группы людей, объединенных общим происхождением, национальностью или убеждениями, объявлялись чуждыми элементами, ненужными и недостойными существования. «Бывшие люди» – бестселлер, вышедший на многих языках и теперь пришедший к русскоязычному читателю.

Дуглас Смит , Максим Горький

Публицистика / Русская классическая проза