Почему в России не ценят человеческую жизнь. О Боге, человеке и кошках

И правда состоит в том, что нынешние постсоветские люди еще меньше осознают противоестественность советской системы, противоестественность запрета на свободу слова, на собственное мнение, чем мы, советские люди. Отсюда и отношение подавляющей части современных россиян к юбилею падения Берлинской стены как к чему-то чужому, не имеющему к нам никакого отношения. У нас вообще нет понимания того, что СССР после освобождения народов Восточной Европы от гитлеровской оккупации или от власти примкнувшей к созданному Гитлером Антикоминтерновскому пакту, как в Румынии, Болгарии и Венгрии, экспортировали, в свою очередь, в страны Восточной Европы самый жестокий и деспотичный в истории человечества тоталитаризм. Путин прав, когда он говорит, что основной целью СССР был «экспорт коммунизма в другие страны».

Что из этого, из того, что в основе учения Карла Маркса о коммунизме, которому русские посвятили почти весь ХХ век и пожертвовали десятки миллионов жизни, лежит идея насилия? Очень простые выводы. А именно, для того, чтобы освободиться от так называемого «коммунистического тоталитаризма», мало разрушить машину насилия над людьми. Надо еще вытолкнуть из своих душ сатанинскую идеологию смерти, реабилитировать ценность человеческой жизни, вспомнить о героике тех, кто в советское время, вообще в русской истории, противостоял, боролся с религией смерти. Еще за 70 лет до смерти коммунизма в России, в 1918 году, Петр Струве сказал, что для того, чтобы уйти от коммунизма, вернуться душой в свою русскую историю, надо прежде всего преодолеть в своей душе большевистскую идеологию, идеологию насилия, вернуться к православным ценностям русской духовности, благочестию Сергея Радонежского, отдать должное «дерзновению подвига» тех, у кого, как у митрополита Филиппа, хватило мужества противостоять садизму и жестокости убийцы Ивана Грозного. Отцы русского просвещенного патриотизма считали, что нельзя возродить в России духовность, ценность человеческой личности, человеческой жизни, не осудив, не подвергнув остракизму преступления богоборческой, человеконенавистнической большевистской власти.