Почему в России не ценят человеческую жизнь. О Боге, человеке и кошках

Наши нынешние державники называют себя «православными людьми», считают себя христианами, но им абсолютно наплевать, что наше социалистическое великодержавие стоило народам Восточной Европы сотней тысяч человеческих жизней, загубленных в машине коммунистических репрессий.

И слушая выступления представителей стран Восточной Европы на конференции в Братиславе, я еще раз осознал, что различие между нынешними русскими и нынешними поляками, венграми, чехами проявляется прежде всего в отношении к насилию государства. Для них, наших соседей, государство, которое их насилует, мучает, не есть на самом деле национальное государство, а нечто навязанное им, чуждое им. За Варшавским восстанием 1 августа 1944 года как раз и стояло желание избежать того, чтобы насилие Гитлера не сменилось насилием Сталина, избежать того, чтобы советская оккупация не встала на место гитлеровской. Не получилось. И в результате, как считают поляки, возникла ПНР как неполноценная польская государственность. И поляки никогда не ценили то, что Сталин сделал для них великое дело, не просто сохранил, хотя бы условно, польскую государственность, но и расширил границы их государства за счет Германии. Но все равно, как считают поляки, если государство их насилует, лишает их свободы и традиционных прав, то оно все равно им чуждо. А за нашим «Россия – не Запад» стоит не просто отказ от ценностей гуманизма, лежащего в его основе «Не убий!» Христа, а желание построить какую-то русскую идентичности, которая бы примиряла наше национальное сознание с традиционным деспотизмом русского государства.

И что все это – отказ от ценности человеческой жизни, отказ от моральной оценки преступлений большевизма – означает? На мой взгляд, только то, что мы сегодня не только занялись реабилитацией большевизма, отказываемся от анализа изначального драматизма советской истории, а берем на вооружение лежащую в основе марксистского учения о революции философию смерти. В смерти, в гибели людей во имя воплощения в жизнь коммунистической идеи мы пытаемся увидеть, как нам предлагает Александр Проханов, нечто сакральное, отражающее смысл и ценности нашей русской истории. Ведь победа большевиков-марксистов как раз и означала приход к власти в России смерти. Откуда эти 40 или 50 миллионов человеческих жизней, которые отдала Россия во имя, как любил говорить наш президент, «пустых идеалов», во имя невозможного, т. е. победы коммунизма? Именно оттого, что марксистское учение о коммунизме было изначально учением о невозможном, его можно было воплотить в жизнь только путем беспрецедентного в истории человечества насилием над жизнью, путем истребления значительной части населения, да и основ экономики, основ самой жизни.

Гениальный текст Игоря Шафаревича об учении Карла Маркса о социализме как учении о смерти (Социализм. Из-под глыб. – Париж, 1974) можно было дополнить десятками цитат из речей Ленина и, кстати, Троцкого, свидетельствующих о том, что для вождей Октября сама красота гибели миллионов людей во имя великой идеи коммунизма была куда ближе и дороже, чем исходная цель коммунизма, сама жизнь в условиях всеобщего равенства. Ленин в своей речи на III конгрессе коммунистического Интернационала в 1921 году просто издевался над лидером чешских коммунистов Шмералем, который хотел провести свою революцию без жертв, который, как говорил Ленин, не понимал, что подлинная пролетарская революция невозможна «без огромных жертв для класса, который ее производит». Сталинские 1930-е как раз и были праздником, эпохой победы главной идеи коммунизма – идеи смерти, идеи громадных жертв во имя «счастливого будущего человечества». Все началось с раскулачивания и голодомора начала 1930-х, унесших не менее 7 млн человеческих жизней, и окончилось расстрелом почти миллиона уже советских граждан во имя полной и окончательной победы социализма. И, мне думается, Андрей Платонов в своем «Котловане» прекрасно показал, как смерть – суть идеи социализма – уничтожает души людей, а в конце концов и их самих. И совсем не случайно главным гимном в СССР еще в 1950-е – 1960-е, еще в годы моего собственного детства и молодости, были слова песни: «Смело мы в бой пойдем за власть Советов, и как один умрем в борьбе за это!»