И, наконец, в той же нынешней Германии существует точка зрения, что, на самом деле, убил социализм на немецкой земле Горбачев своей речью в Берлине, посвященной 40-летнему юбилею ГДР. В этой речи, как стало всем понятно, Горбачев в борьбе между Хонеккером и его оппонентами в Политбюро СЕПГ встал на сторону последних и намекнул, что в СЕПГ есть до сих пор неиспользованный «интеллектуальный потенциал», могущий сделать то, что до сих пор не смог сделать Хонеккер. И, как оказалось, именно этой фразой, «миной замедленного действия», Горбачев не только подтолкнул к переменам в руководстве СЕПГ, к отставке Хонеккера уже в конце октября, а в конечном счете – привел и к гибели социализма на немецкой земле с последующим объединением ГДР с ФРГ. И так как сегодня остался жив только один человек из тех, кто имел отношение к вложению этой бомбы, т. е. слов о «интеллектуальном потенциале» СЕПГ в речь Горбачева, а именно я, бывший консультант Отдела социалистических стран ЦК КПСС, ответственный за ГДР, то я должен сказать следующее. Эта бомба пришла в речь Горбачева не от нашего Отдела социалистических стран, от зав. сектора ГДР Коптельцева и меня, а, на самом деле, от руководителя Международного отдела ЦК КПСС Валентина Фалина и его команды. А история движения этой бомбы по международным отделам ЦК КПСС такова. Премьер-министр земли Шлезвиг-Гольдштейн, наверное, не случайно появился в ЦК КПСС именно 25 сентября, за неделю до отъезда Горбачева в Берлин, появился сначала в кабинете Фалина, а затем – в кабинете его помощника, тоже известного германиста Николая Португалова. В тот же день после беседы с Б. Энгхольдом Николай Португалов пришел ко мне в кабинет и попросил, чтобы я уже от своего имени, как сотрудник ЦК, ответственный за ГДР, отослал наверх высказанные его гостем советы Горбачеву по поводу его предстоящей речи в Берлине. И я действительно отослал за своей подписью материал, подготовленный Николаем Португаловым, своему шефу, тогда близкому мне человеку, помощнику Горбачева Георгию Шахназарову. Главное во всей этой истории то, что Коля, соответственно, говорил мне, что это не его личная просьба – отсылать материал наверх за моей подписью – а просьба самого Фалина. При этом Николай Португалов сказал, что после его предложения руководству ЦК согласиться на объединение ГДР с ФРГ, пока за это немцы дают большие деньги, ему больше «нельзя засвечиваться».
И я выполнил просьбу Николая Португалова, близкого мне тогда человека, и отправил Шахназарову за своей подписью советы Б. Энгхольда Горбачеву. Полный текст этого уже исторического документа, который за моей подписью ушел к Горбачеву, я привожу в своей книге «Исповедь одессита-антисоветчика» (Navona, 2011. С. 303). Главная мысль, которую Б. Энгхольд внедрял в сознание Горбачева и его помощников, что судьба ГДР во многом зависит от того, что скажет он в своей приветственной речи по поводу «неразрывной связи» социализма и демократии. «Ни один разумный человек ГДР, – говорил гость ЦК КПСС из ФРГ, – конечно не ждет, что советский лидер открыто осудит Хонеккера и его сподвижников, их категорический отказ от реформ и диалога с собственным населением, что он открыто выступит против полного оцепенения нынешнего руководства ГДР». Главное состоит в том, несколько раз повторял Энгхольд, чтобы сам Горбачев сказал немцам ГДР о неразрывном единстве социализма и демократии, о своей вере в демократическое будущее ГДР.
И, как я сказал, Георгий Шахназаров выполнил просьбу Б. Энгхольда и вставил слова об «интеллектуальном потенциале СЕПГ» в речь Горбачева, а Горбачев, как я знаю, совсем сознательно произносил эти слова-призыв к смещению Хонеккера. И теперь понятно, почему уже 9 октября, спустя несколько дней после речи Горбачева в Берлине, никто не разгонял в Лейпциге демонстрантов, выступавших за открытие границ ГДР. Я думаю, совсем не случайно участники демонстрации кричали: «Горби! Горби!» Они действительно верили, что Горбачев станет преградой между ними и их властью, которая до сих пор их постоянно притесняла. На самом деле уже не было никакого чуда 9 ноября 1989 года вечером в Берлине, когда Шабовский своим заявлением о праве жителей ГДР на выезд из страны без уважительных причин спровоцировал мгновенное разрушение Берлинской стены, и тем самым – смерть социализма на немецкой земле.