Почему в России не ценят человеческую жизнь. О Боге, человеке и кошках

Я вспомнил об этой истории по той простой причине, что в моей личной судьбе виден приоритет мнения КГБ над мнением сотрудников ЦК КПСС при решении судеб советской интеллигенции. Отдел социалистических стран ЦК КПСС по инициативе помощника Брежнева Шишлина готовил осенью 1982 года мои документы для оформления на работу в ЦК КПСС. При моей «плохой» биографии я мог стать сотрудником ЦК КПСС только с разрешения Генерального секретаря. И это, как говорил мне Шишлин, произошло бы, если бы Брежнев не умер в ноябре 1982 года.

Но в то же время, когда я услышал слова благодарности от Юрия Андропова, Филипп Бобков вместе с моими врагами в Отделе науки ЦК КПСС приняли решение отказать мне в нострификации моей защиты докторской диссертации в Польше на том основании, что я защищался «под аплодисменты „Солидарности“». И самое главное, как я узнал позже, за мной было усилено наблюдение как за «антисоветчиком», а когда меня в 1986 году Горбачев брал на работу в ЦК КПСС, я уже по инициативе Ф. Бобкова находился «в оперативной разработке». Я свое досье в КГБ не читал и до сих пор не испытываю желания узнать, кто из моих друзей и коллег писал на меня доносы. Но как рассказал мне по собственной инициативе уже в середине «нулевых» бывший сотрудник Пятого управления КГБ полковник Никифоров (по крайней мере он так мне представился), я был под наблюдением КГБ еще со студенческих лет, и в моем деле было уже 17 не просто доносов, а аналитических записок, в которых раскрывалась антимарксистская, белогвардейская сущность моего мировоззрения.

И в это же время, когда я несколько раз в 1981 и 1982 годы выступал в ЦК КПСС с докладами о политической ситуации в Польше, Филипп Денисович Бобков усиливает преследование «антисоветчика Ципко». Он в 1982 году запретил мне не только выехать в командировку в Болгарию для участия в научной конференции, посвященную противоречиям социализма, но даже на конференцию в Полтаву, которую организовал первый секретарь обкома Моргун. И что послужило для Филиппа Бобкова основанием для тотального преследования «антисоветчика Ципко»? Об этом рассказал мне никто иной, как сам вице-президент АН СССР П. Н. Федосеев: негодование Филиппа Бобкова по поводу моей персоны вызвала моя записка в ЦК КПСС «О судьбах социализма в Восточной Европе», где я на основе различного рода материалов показал, что растет отторжение молодежи и интеллигенции от социализма не только в Польше и Венгрии, но и в ГДР. И в конце этой записки я рискнул сказать, что при сохранении этих тенденций скорее всего в конце 1980-х нас ждет «Солидарность» уже в интернациональном масштабе. Но я отдал свой доклад не в ЦРУ, а, как положено, в ЦК КПСС, и опять получил благодарность за свой анализ о ситуации в странах Восточной Европы. Но все равно, как только копия этого доклада попала к Бобкову, он поднял шум на весь КГБ, и отсюда – запрет на мое участие уже во всех публичных мероприятиях в стране. И это говорит о том, что в оценке поведения людей Филипп Денисович Бобков руководствовался не государственными интересами и даже не здравым смыслом, а своими личными антипатиями. Он, по-моему, невзлюбил меня за то, что я умудрился во время нашей первой встречи опоздать к нему на час, это было нечто неслыханное для него. И я думаю, самое главное, что во время встреч с ним я вел себя с достоинством, говорил с ним на равных, что, на самом деле, очень раздражало его. Но последнее, о чем я говорил, уже было беспределом, и Петр Николаевич Федосеев позвонил ему и сказал, что нельзя преследовать научного сотрудника за то, что он пишет в своих записках в ЦК КПСС и где он выражает свою личную точку зрения. И надо сказать, что организовал мою встречу с Петром Николаевичем Федосеевым его помощник, отец Андрея Кураева, и руководитель международного отдела Академии наук СССР, представитель Первого управления КГБ. Обращаю внимание на то, что Первое управление КГБ делало все возможное и невозможное, чтобы защитить меня от преследований со стороны Филиппа Бобкова.

Но все равно правда состоит в том, что даже при Горбачеве выездные комиссии при ЦК КПСС подчинялись рекомендациям КГБ. Выездная комиссия ЦК КПСС не разрешила мне, уже консультанту ЦК КПСС, выехать в 1988 году в Бразилию, ибо на эту поездку не было одобрения со стороны Пятого управления КГБ. И уже до распада СССР я выезжал в капстраны только с разрешения Михаила Сергеевича Горбачева.