До самого вечера я шатался со студентами и Лиз по маленькому городку, исполняя роль веселого глухонемого, то есть общался, в основном, жестами, и широко улыбался, отчего очень скоро у меня заболели щеки, непривычные к столь длительному воспроизведению искусственной радости. Мы два или три раза пили пиво в каких-то забегаловках, несколько раз ели – все мои расходы на себя брал Хорст. Один раз остановились в подземном переходе, где невысокий, тощий негр старательно выдувал джазовые мотивы из потертого, древнего саксофона, потом ещё у витрины какого-то магазина, сквозь которую девушки долго рассматривали платья на блестящих манекенах, и, наконец, добрались до торгового центра, точнее, до продуктового отдела – там довольно ловко было приобретено все необходимое, и в хостел возвращались уже с большими пакетами в руках, наполненными разнообразной снедью и спиртным. Около восьми часов вечера все собрались в самой большой комнате, куда был перенесен стол с крохотной кухоньки, и праздник перешёл в свою кульминационную стадию. А я все гадал, когда же мне дадут деньги, и никак не мог понять, для чего студентам в компании глухонемой, чрезмерно улыбчивый чужак. Впрочем, очень скоро эта тайна была мной раскрыта. Вернее, раскрылась она сама собой, когда Хорст вновь протянул мне свой телефон, с заранее активированной программой-переводчиком.
"Говорят, что русские умеют хорошо пить. Я хочу это проверить".
"Как?"
"Все просто – будем пить с тобой до тех пор, пока один из нас не сдастся".
"Зачем?"
" Это весело, парень! Если выиграешь – я дам тебе деньги, и поедешь в Дрезден. Хорошо?"
И Хорст водрузил на стол бутылку виски, дав тем самым понять, что выбор в данной ситуации – не более чем иллюзия. Я вздохнул. Студенты же зааплодировали, несказанно обрадовавшись свежей забаве, и больше всех почему-то обрадовалась Лиз – уж и не знаю, что ее так взбудоражило.
Виски разлили по двум заранее приготовленным стаканам, и началось состязание.
Я пил лениво, без всякого энтузиазма забрасывая внутрь небольшие порции, и перед глазами у меня проносились занимательные картины, словно бы память взяла на себя роль телевизионного экрана, чтобы хоть как-то разбавить плотно сгустившуюся скуку, и переключая каналы после каждой выпитой порции. Раз – и передо мной зимняя ночь в пустом дворе, занесенном снегом по самую ржавую горку на детской площадке. Я не один – вокруг такие же, предвкушающие приключение школьники по пятнадцать-шестнадцать лет, и у нас один маленький шкалик водки, противозаконно приобретенный в ближайшем подземном переходе. Мы тихонько посмеивается, игриво подпихиваем друг-дружку, боязливо рассматриваем шкалик в неровном свете одинокого дворового фонаря, и шутливо обсуждаем, кого из нас разнесет первым. Есть среди нас и девочки – они волнуются ещё больше, и оттого ещё больше смеются. На каждого выходит примерно по десять граммов водки, и каждому мнится, что эти самые десять граммов могут довести его до полной потери контроля над молодым, ещё как следует не познавшим мира, телом. Однако ведь любопытно… И мы глотаем гадкую водку, спешно запиваем соком, по-взрослому морщимся, кашляем, неумело, и оттого через чур грязно материмся… А потом идём на танцы, потому что все это – ради школьной дискотеки, а старшеклассники делают так всегда перед тем, как начать суетно куражиться под музыку, значит положено и нам. Мы ведь уже тоже через год станем старшеклассниками… А иначе откуда найти в себе смелости пригласить на медленный танец ту самую, из параллельного, которая, впрочем, все равно уйдет с другим – красивым, сильным и взрослым выпускником? Да, в тот раз она действительно со мной не ушла, зато ушла потом, после другой дискотеки, спустя год, и, если уж совсем честно, не она, а другая, но какая разница? Все равно ведь были ритуальные проводы до подъезда, поцелуи, какие-то слова… Правда, даже тогда не случилось самого главного. А самое главное случилось позже, и была она болгаркой, и дело происходило в трехэтажном отеле на берегу зелёного озерца, где-то на бельгийской земле – был какой-то фестиваль для несовершеннолетних талантливых музыкантов, на который съехалась молодежь из самых разных стран, чтобы оттачивать свое мастерство днём, а по ночам веселиться и шабашить по-всякому. Короче, что-то наподобие элитного детского лагеря для подрастающей богемы. В ту ночь кто-то сказал мне, чрезмерно развеселившемуся от дешевого вина – "поцелуй ее, она ведь давно ждёт", и я послушался. А потом кровать, не долгая постельная сцена в тесном гостиничном номере, пропитанная страхом и неудержимым любопытством первооткрывателя, и смешной вопрос (она ведь была старше, и, кажется, немного опытнее): "у тебя это в первый раз?". Разумеется, я ответил отрицательно, потому что на правдивый ответ не хватило смелости. Да правды тогда, в общем, никто и не ждал…
Хорст вновь разлил виски по стаканам. В который раз он уже это делает? Кажется, в пятый. Или в шестой. Не важно. Все равно телевизор памяти смотреть интереснее.