Почти как люди

На заднем сидении в унисон похрапывали Анатольич и актер, чьего имени я не помнил. В машине было тепло и уютно, Полпальца что-то рассказывал в полголоса, у него на коленях лежала почти полная бутылка вина. Даже то, что он был в рясе, уже не удивляло – монашеский наряд был к лицу серому кардиналу виолончельной группы. Я смотрел в окно, за которым было много ночи, фонарных огней и снега, время от времени утирал рукавом по-прежнему сочащуюся из носа кровь, и думал, думал, думал, постепенно проваливаясь в сон: о таинственной красноволосой девушке с флягой, о Толике с его неведомой избранницей, о странной троице и некой Свете, которую я, наверное, больше никогда не увижу, о том, что завтра уже новый год, и о том, что сейчас еду в автомобиле, который ведёт в драбадан пьяный мужик, а значит есть риск уснуть и не попасть в этот самый, новый год, но риск- дело благородное, а все трусы- дураки.

Кажется, я действительно задремал, потому что не помню того момента, когда машина остановилась. Повернув голову, я увидел чей-то силуэт в окне боковой двери- Полпальца опустил стекло, и в салон просунулась пышная, красная морда в фуражке.

– Майор Макаров,– представилась морда,– предъявите ваши документы… Батюшка.

– Сейчас-сейчас, сынок.

Как ни в чем не бывало, Полпальца принялся шарить по салону в поисках прав. Он включил маленькую тусклую лампочку на потолке, и свет ее озарил лежащую на коленях бутылку.

– Батюшка, что это?– с искренней грустью в голосе осведомился майор,– вы что, пьете за рулём?

– Господь с тобой, сын мой,– не прекращая поиска, машинально бросил ему Полпальца,– это ж святая вода.

– Нет, батюшка,– с отеческой укоризной молвил мент,– это вино.

Полпальца застыл. Потом резко схватил бутылку, поднес этикетку к глазам, некоторое время с подозрением рассматривал, затем вынул пробку, сделал несколько глотков. Глаза его округлились, рот приоткрылся. Полпальца медленно повернул голову к майору, и произнес драматическим шепотом:

– Сын мой! Чудо явилось нам, ибо Он (при этих словах, Полпальца торжественно возвел глаза к небу) сделал это снова!

Мент только тяжело и шумно вздохнул.

– Выходите из машины, батюшка. И пассажиры ваши пусть тоже выходят.

Я с трудом растолкал актера и Анатольича, в двух словах описал ситуацию, и мы покорно покинули салон автомобиля. Полпальца и майор Макаров встали в стороне, принялись что-то обсуждать. Было холодно, с неба тихо осыпался снег. Помаргивала синими и красными огнями машина стражей порядка. А к остановке, расположенной от нас в каких-нибудь десяти метрах медленно, дребезжа всем своим промерзшим железным телом, подъезжал трамвай. "Откуда,– подумалось мне,– ему здесь взяться? Ведь ночь, транспорт уже давно не ходит…"

Трамвай подполз к пустой остановке, со скрипом развел двери, да так и застыл, хотя некому было ни войти, ни выйти из него. Больше всего меня привлек мягкий свет, заливающий его салон- такой уютный, простой, манящий…

Трамвай все стоял с открытыми дверьми, словно бы чего-то ждал, и я вдруг решился- ничего не говоря, ни с кем не прощаясь прошагал к остановке и вошёл в него, после чего двери за моей спиной тут же сомкнулись. За окном уплыли в ночь две машины на обочине дороги, силуэты людей… Садиться я не стал – просто прижался лбом к холодному стеклу, закрыл глаза. Неожиданно даже для самого себя, тихо произнес:

– Господи, если ты слышишь сейчас меня… Не то, чтобы я в тебя искренне верю… Но ведь кто-то верит…Так не для меня тогда, а хотя бы для них… Сделай, пожалуйста, так, чтобы всё, что нашаманил этот колдун… Как там его… С этим, как его…Короче, не важно. Просто пусть все это никогда не сбудется. И ещё пусть у всех станет чуть больше любви. И денег. Хотя нет, хрен с ними, с деньгами. Просто любви. И чтобы кто хотел – у того дом полная чаша, детей, там, прорва, муж-красавец, жена-умница… А кто не хотел – того чтобы просто любили. Не обременительно, а так, что б дышалось полегче. И дело пусть тоже будет – хорошее такое дело, любимое, без которого ну никак, хоть в петлю… И чтоб хоть чего-нибудь пожрать было, и выпить. А дальше мы уж как-нибудь сами, честное слово. Не пропадем.

Трамвай все полз себе и полз сквозь заснеженную черноту, капала кровь из разбитого носа. А на душе было пьяно, легко и спокойно. Значит – все правильно. Значит иначе просто невозможно.

И тем не менее – живем…

Отделение второе

Глава 1. Весна.