Почти как люди

Я, чертыхаясь, покинул свое кресло и побрел по проходу в сторону водительской кабины. Многие уже спали, но большая часть коллектива продолжала отмечать начало гастролей – весь салон, казалось, трещит по швам от запахов колбасы, сыра, сала, лука, маринованных огурцов, и, конечно же, водки. Люди пили легко, радостно и самозабвенно, люди смеялись, люди рассказывали истории, люди заигрывали друг с другом – вроде бы в шутку, но, вместе с тем, и на перспективу. Из родного города мы выехали всего несколько часов назад, но атмосфера в автобусе царила такая, словно все уже неделю как в пути, все – одна большая, дружная семья, один цыганский табор.

Дойдя до водителей, я как можно жалостливее поведал о своей проблеме.

– Где я тебе тут остановлюсь?– Ответил первый водитель.

– Терпи, через час граница уже,– с усмешкой добавил второй.

Я угрюмо поплелся назад, к своему месту. Терпи… Посмотрел бы я на тебя, если б тебе приспичило. Ещё, блин, ухмыляется, гад.

Вновь протиснувшись мимо Толика, я сел, уставился в окно, за которым все равно ничего не было видно. Автобус время от времени потряхивало на рытвинах отечественной дороги, и трясся вместе с ним мой переполненный, требующий срочного опорожнения мочевой пузырь. Я стиснул зубы, прикинул, сколько ещё предстоит терпеть, и чуть не заплакал от жалости к себе. А что делать? Не сцаться же в штаны? И дело даже не в том, что перед коллегами стыдно – они-то люди бывалые, поймут – а в том, что джинсы я на гастроли взял одни-единственные. В мокрых, что ли, ходить? А потом ещё стирать, сушить… Вот уж чего не хотелось бы.

С каждой минутой, с каждым оставленной позади изъяном асфальтового покрытия ситуация обострялась. Я вновь тряхнул Толика, на этот раз агрессивнее – все-таки в приключившейся со мной беде была и его вина.

– Ну чего ещё?

– Я обосцусь сейчас!– злобно зашептал я ему на ухо.

– Сцысь,– разрешил Толик, по-прежнему не открывая глаз.

– Ах сцысь? Сейчас шланг свой достану, и тебя от башки твоей бестолковой до пяток залью!

– А что мне сделать? Раньше нужно было думать. Кто ж знал, что ты такой не выносливый окажешься?

– Мужики, что стряслось?– поинтересовался сзади Таран.

Таран- это не прозвище, а фамилия такая, если что. Но фамилия говорящая. О детстве и юношестве Тарана никто ничего наверняка не знал, но в разговорах об этом таинственном периоде его жизни всегда всплывали фразы, произнесенные трепетным шепотом: "дурная компания", или "плохая наследственность", или "тяжёлое время". Что конкретно из всего вышеперечисленного повлияло на личность Тарана- понятия не имею. Возможно, что все сразу. Он окончил школу, и сразу как-то слишком уж поспешно сбежал в армию – поговаривали, что плац и кирза замели тогда ему тюрьму. Служил Таран в военном духовом оркестре, где играл на тубе. После службы он ещё какое-то время занимался темными, и, вроде бы, не слишком законными делами, стригся исключительно наголо, носил кожаную куртку и широкие штаны цвета хаки, заправленные в солдатские берцы, едва его фигура появлялась в непосредственной близости, бабушки и мамы уводили с детских площадок детей и внуков, а прыщавые подростки с важным видом закуривали, чтобы произвести на Тарана впечатление. Однако, время кроваво-бандитской романтики и лихорадочной дележки останков умерщвленного лилипутами мамонта прошло, а жизнь, тем не менее, продолжалась, и Таран сменил куртку, берцы и камуфляжные штаны на футболку, джинсы и кеды, после чего, в один прекрасный день, постучался в дверь дирекции нашего оркестра. О разговоре Тарана с директором в тот памятный день до сих пор слагались легенды, исход же был таким – тубист, уже имеющийся в штате, был уволен без объяснения причин, а его место занял Таран. С тех пор и сидит, честно дует в свою тубу, и вряд ли вспоминает о прошлом.

– Сейчас обосцусь,– признаюсь я ему,– а до границы остановок не будет.

Таран молча протянул мне пустую стеклянную бутылку из-под пива.

– Зачем она мне?– спрашиваю.

– Туда посцы. А на границе выкинешь – делов-то.

– Ты сам-то так делал?

– Сто раз.– Заверил меня Таран.

Я пожал плечами – других вариантов все равно не имелось.

– Отвернись,– велел я Толику.

Тот фыркнул, но отвернулся. С полминуты я возился с ремнем, потом включал на телефоне фонарик, дабы подсветить все это мероприятие, потом извлекал свой брандспойт… Оказалось, что в сидячем положении справить малую нужду довольно затруднительно, а справить с исключительной меткостью, то есть точно в узкое горлышко пивной бутылки – практически невозможно. К тому же, автобус потряхивало.

– Не попаду,– с отчаянием сообщил я,– трясет же…

– а ты пипитун свой в бутылку как бы ввинти,– вновь дал дельный совет Таран,– в горлышко вставь, и бутылку накручивай. Типа как глушитель на ствол.

Я кивнул, сделал глубокий вдох, как перед прыжком в ледяную воду, и принялся за дело. Спустя минуту, глушитель был уже навинчен на ствол.

– Готово,– с гордостью сообщил я.

– Ну так давай,– подбодрил Толик,– не держи в себе.