Сколько на жизнь простого, среднестатистического человека отмеряно по-настоящему счастливых пробуждений? Таких, когда глаза ещё не открыл, а в груди уже что-то сладко звенит, и все тело переполняет добрая, упругая сила? Хорошо, предположим, что достаточно. Но если взять это "достаточно" и сравнить с количеством пробуждений мрачных, в каких-нибудь томительно душных комнатах, пропитанных запахами спирта, табачного дыма и вонью собственного, удивительно гадкого в этот миг, тела – честное слово, станет грустно. Или даже не так – пусть мы не станем брать в расчет пробуждения похмельные, а оставим только самые обычные, будничные, скучные, когда, едва проснувшись, знаешь, что предстоит нормальный, в меру сносный день, ни чем не отличающийся ни от вчера, ни от завтра, в котором уж точно не найдется места ничему волшебному, сверхновому, выходящему из ряда вон… В жизни каждого таких пробуждений много… По крайней мере, куда как больше, чем счастливых, светлых и лёгких. Речь даже не о тех редких (да-да, будем честны – именно что редких) случаях, когда лежащая рядом теплая и восхитительно голая красотка нежно шепчет на ухо, едва ты шагнул из сна в явь: "милый, это было незабываемо!". Речь о моментах, когда ты просыпаешься один, возможно, не в своем доме, и, быть может, совершенно бесславным субъектом, не имеющим никаких особых заслуг, или даже признающим себя распоследним неудачником – но, тем не менее, чувствуешь, что вот она, жизнь, такая чудесная, красочная, простая, и тебе посчастливилось в ней проснуться…
Хотя, будь таких пробуждений больше, они наверняка потеряли бы свою ценность. Так что не вздыхаем, господа, и не жалуемся, а, как, собственно, и всегда, иронично улыбаемся, и принимаем все, как есть.
Я вылез из кровати, с наслаждением потянулся, подмигнул окну, в которое ломилось игривое весеннее солнце, окинул взглядом гостиничный номер- пара стульев, стол с пустыми бутылками (их на удивление не так много, как обычно, что, безусловно, радует), две кровати, на одной из которых сладко посапывает Толик, зеркало, аквариум с золотыми рыбками, какая-то репродукция на стене…
– А любовь все живёт в моем сердце…– пропел я, не переставая широко улыбаться.
Черт знает, что это за песня такая, и какие в ней ещё слова, кроме этих, но до чего же прекрасная строчка…
Так, стоп. Ну-ка, повторим инвентаризацию – стулья, стол, зеркало, аквариум, картина… Аквариум…
Я подошёл, и в задумчивости зачем-то постучал по стеклу – золотые рыбки на это никак не среагировали, что не удивительно, ибо плавали они все, как одна, к верху брюхом. Кроме того вода в аквариуме была настолько мутная, что едва угадывались силуэты декоративных каменных башенок, в которых, должно быть, рыбки когда-то жили. Зато прекрасно были видны мелкие кусочки колбасы, огурцов, и ещё чего-то склизкого, бывшего некогда пищей, прилипшие к стенкам аквариума с той стороны.
– Толик,– позвал я.
Толик не отозвался.
– Анатолий!– позвал я громче.
– Ну чего?
– Вы сударь, по всей видимости, вчера в аквариум блевать изволили. Так ли это?
– Клевета!
– Я так и думал. Значит, у поляков принято кормить золотых рыбок пережеванной колбасой и солёными огурцами, а так же…– я заколебался, вновь попытавшись определить, чем была когда-то склизкая жёлтая масса, прилипшая к стенкам аквариума,– а так же какой-то дрянью, для которой даже название придумать затруднительно.
Толик медленно сел на кровати, протер глаза.
– Я не блевал,– глухо сообщил он,– блюют сантехники, слесари, и гопники спальнорайонные. Меня вырвало – привыкай называть вещи своими именами.
– Что ж, сударь, учтем-с,– я кивнул,– однако, сие не отменяет того факта, что вы погубили… Раз, два, три, четыре, пять, шесть… Семь ни в чем не повинных душ. А какая здесь за такое предусмотрена кара- боюсь даже предположить.
– Фигня,– Толик махнул рукой,– там, в этих аквариумах, есть такой механизм, который воду от чего хочешь очистит.
– Ах да, механизм…
Я вдруг вспомнил, как проснулся ночью от назойливого гудения где-то под боком, как протянул руку, нащупал провод, и выдернул вилку из розетки. Гудение прекратилось. Вернее, вспомнил не сам – о содеянном напомнил провод, лежащий рядом с розеткой, а другим концом своим уходящий в аквариум. Ну что ж, значит, в гибели рыб была и моя вина. Какая, если вдуматься, чудовищная смерть – захлебнуться в чужой блевоте…
Впрочем, эти мысли нисколько не омрачили радость такого великолепно солнечного утра.
– Предлагаю покинуть этот номер ещё до того, как наше преступление раскроется,– предложил я.
– Согласен,– Толик почесал волосатую грудь,– только сперва позавтракаем.
Он встал, потянулся, полез в лежащий у кровати чемодан, откуда извлёк видавшую виды термокружку и два пакетика с лапшой быстрого приготовления.
– Чайника нет,– предупредил я.
– Ничего, у меня кипятильник имеется.