Я стоял, молча вдыхал этот воздух, и что-то росло внутри, оттаивало, расправляло крылья. Даже пивная бутылка на детородном агрегате не омрачала всей этой лёгкости, свежести, безотчетной, детской радости.
– Прикрой пах,– тихо посоветовал стоящий рядом Толик,– выпирает.
Я опустил глаза, и отметил, что действительно – выпирает. Сквозь ткань штанов отчётливо проступал солидных размеров горб навинченного на ствол глушителя, придавая моей скромной персоне львиную долю богатырской мужественности. Пришлось снять кофту и повесить ее на согнутую руку, чтобы изящно прикрыть чрезмерно выдающееся достоинство.
Спустя несколько минут нас всех согнали в небольшое, душное помещение, где надлежало дожидаться разрешения пересечь границу. Мысли мои успели обрести вполне себе философский оттенок: " Все-таки размер имеет значение,– думал я,– в конце концов, с таким прибором между ног даже перемещаться неудобно. Но это ещё ничего. Главное, чтобы он не опух, иначе действительно кроме как хирургическим вмешательством ситуацию будет не исправить".
Началась проверка паспортов – каждый подходил к окошечку, за которым восседал серьезного вида пограничник, подолгу изучающий наши документы. А пройдя проверку, все вещи следовало погрузить на ленту, утягивающую нехитрый скарб в черный ящик, где содержимое багажа просвечивалось, как кости на рентгене. Во время этой процедуры я на несколько мгновений забылся, и сложил руки на груди – пожилой усатый поляк, стоящий у мониторов, скользнул профессиональным оценивающим взглядом по солидному холму, расположенному чуть ниже моего пояса, но на его лице не проступило даже тени эмоции. "Знай наших!– с какой-то особенной, патриотичной гордостью подумал я,– завидуй, падла!" Когда досмотр был уже позади, я вышел на улицу, встал в сторонке, закурил, И, опять-таки, забыл прикрыть висящей на руке кофтой причинное место. Опомнился же лишь тогда, когда заметил – на меня смотрят, и смотрят весьма внимательно. Вернее, не совсем на меня, а все туда же, ниже пояса…
– Привет!– бодро выпалил я, одновременно вернув руку с кофтой куда следовало.
Девушка с красными волосами по имени Алиса, стоявшая в десятке шагов от меня, улыбнулась, приветливо кивнула. А я покраснел – наверное, впервые за очень, очень долгое время.
– Погодка сегодня- прелесть!– зачем-то сказал я.
Девушка глумливо прыснула, впрочем, тут же прикрыв рот ладонью, затушила свою сигарету и стремительно удалилась, оставив меня наедине с моим позором. Как скверно… Боже, ну до чего же скверно!
Через полчаса оркестр вновь погрузился в автобус, и путешествие продолжилось – родина осталась позади. Алису я больше не видел – она сидела где-то в начале автобуса со своими подругами, и до нее, должно быть, долетали лишь отголоски шабаша, перманентно творящегося на галерке, где, разумеется, располагался я.
Едва автобус отъехал от пограничной заставы, Полпальца принялся бродить по салону, выпрашивая что-то у женской половины нашего коллектива.
– Вот,– спустя какое-то время вернувшись ко мне, торжественно произнес он, и протянул таинственный белый тюбик размером с мизинец,– крем. У баб наших этого добра навалом, но не все делиться хотят. Смажь.
Я с благодарностью взял тюбик и принялся за дело – на галерке сразу запахло чем-то душистым и женским, отчего ароматы разнокалиберного алкоголя, закусок и мужского пота нехотя потеснились. Вот так, а теперь попробуем потянуть… Осторожно, бережно, и…
– Ура!– завопил я, на несколько секунд потеряв голову от счастья,– сработало!
И снова многие повернулись в мою сторону, однако, никак не сопоставили счастье на моем лице с пивной бутылкой в победно вытянутой руке.
– Ты бутылкой-то не тряси, герой,– посоветовал Таран,– а то ещё расплещешь…
Автобус уже не трясло – под его колесами стелился гладкий, словно зеркало, автобан. И сверкала за окнами праздничная весенняя пестрота, обещающая так много…
Глава 2. Перочинный нож.