Почти как люди

Вдруг само собой мне вспомнилось, как шел куда-то, весь с ног до головы в одежде, как ледяной ветер размазывал по угрюмому, подстроившемуся под пейзаж лицу мокрый снег, как хлюпало под сапогами… Ночь, редкие фонари, и кругом многоэтажные соты серого, спальнорайонного гетто, кажется, на самой окраине мира. Где же, спрашивается, тонны огней страдающей вечной бессонницей столицы? Где подсвеченные неоном витрины, где шумные компании у входов в ночные клубы, где бесконечный поток машин, неиссякающий даже ночью? Где цивилизация? Стоит проехать несколько станций на электричке в сторону городских окраин- и нет всего этого, будто и не было никогда. И хорошо, наверное, что нет- тем красноречивее пролегающая между этими двумя мирами граница. Там люди зарабатывают и тратят, тратят и зарабатывают, снова и снова. А здесь- ночуют, и с рассветом назад, на свои добровольные галеры, чтобы опять зарабатывать и тратить, тратить и зарабатывать. Казалось бы, ничего удивительного- изнанка театральных декораций никогда не бывает привлекательной. И всё-таки раз за разом удивляешься.

Помню, как добрел до дома, вскрыл входную дверь, разделся, не забыв стянуть с ног насквозь промокшие носки, прошлепал на кухню… Точно не помню, чья это была квартира. Кажется, кто-то из знакомых оставил мне на хранение ключи, и укатил куда-то в теплые страны то ли с любовницей, то ли с женой. Единственное, что требовалось от меня – поливать цветы, но я не делал даже этого. Мне было лень.

Свет я решил не зажигать- просто прошел сквозь темноту, обогнув силуэты стола и стульев, встал у окна, и стоял долго, кажется, даже не моргая. Очень хотелось есть, но еды во всей этой огромной, трёхкомнатной квартире не было- еще вчера я обыскал каждый ее метр, но нашел лишь одну невесть как оказавшуюся под диваном картофелину, которую тут же и сварил. Зато на кухне, в шкафчике над плитой, имелась наполовину опустошенная хозяевами бутылка коньяка, про которою я совершенно забыл вчера, но вспомнив о ней теперь, чуть приободрился. На ощупь я вытянул эту бутылку из ее укрытия, свинтил пробку, несколько секунд поколебался, раздумывая, не присесть ли мне за стол, но в итоге сел прямо на пол, под окном, привалившись спиной к батарее, вытянув ноги.

Так я и сидел в чужой, пустой и темной квартире, ежеминутно прикладываясь к бутылке и с тихой грустью вглядываясь в воспоминания- студенчество, друзья, головокружительные романы, лихое гусарство, пьянящее чувство собственной важности и ценности… Когда же все это кончилось? Наверное, тогда, когда все мы сошли со сцены большого актового зала, с гордостью зажав в руках собственные дипломы. А дальше? А дальше все разбрелись по этой промозглой, по-настоящему взрослой жизни кто куда- все одинаково растерянные, печальные и на удивление никому не нужные. Кому-то удалось устроиться в столице, кто-то уехал искать счастья на чужбину. Я же застрял где-то посередине, так и не отыскав для себя места ни там, ни здесь, но до сих пор упрямо не желающий верить в такой нелепый, неподходящий финал.

Кажется, прежде, чем уснуть на том же месте, сидя у батареи, я плакал. Но может, это мне уже приснилось.

А на утро следующего дня все внезапно кончилось. И началось новое- лишь открыв глаза и заглянув все в то же окно, я ощутил это неведомое новое особенно остро. Мир изменился- небо было голубым, высоким и безоблачным, светило яркое солнце, и в свете этом шлакоблочные муравейники, автобусные остановки, дороги, тротуары, даже заводские трубы казались какими-то праздничными, нарядными, трогательно милыми… Этой ночью зима умерла, в очередной раз подарив миру новую жизнь, и прекраснее этого не могло быть ничего.

Помню, как одевался в прихожей, как привычным движением взваливал потёртый футляр с инструментом на спину, как выходил из квартиры, взяв курс на паршивую, ненавистную работу… На лестничной клетке, пока дожидался лифта, мне встретилась соседка- до этого я видел ее раз или два, имени не знал. Она смерила меня оценивающим, чуть подозрительным взглядом, и я, неожиданно для самого себя, попросил у нее немного денег в долг, вспомнив, что ни вчера, ни сегодня ничего не ел. Она же, что было ещё более удивительным, тут же извлекла запрошенную мной сумму из зелёной, видавшей виды сумочки, и со странной смесью жалости и брезгливости вручила ее мне. Оказавшись на улице, я первым делом завернул в ближайший магазин, купил пакет кефира, батон и пачку сигарет, а потом, облюбовав скамейку у пустой детской площадки, с аппетитом позавтракал, рассудив, что работа ведь действительно не волк.

Окружающий мир манил.

Окружающий мир буквально заставлял любить- до острой боли в вывернутом наизнанку сердце, до упругого, звонкого, почти невыносимого натяжения всех жил души.

Окружающий мир приказывал меняться и менять.