Требовать от него большего было бесполезно. Тогда я дошел до водителей и с тем же вопросом обратился к ним- выяснилось, что в моторе сломалась какая-то важная деталь. Ее бы заменить, да вот незадача- такие детали в Италии, как собственно, и во всей Европе, остались лишь в музеях, да и там, вероятно, пылятся где-нибудь в запасниках.
Все выбрались из автобуса, закурили, стали держать совет, как быть дальше, но по всему выходило, что без помощи инспектора не обойтись. Полпальца, Февраль, и ещё несколько крепких, хмурых мужиков попросили у водителей литровую канистру с водой для хозяйственных нужд, сопроводили вяло сопротивляющегося инспектора в ближайшие кусты и организовали там непродолжительную водную процедуру, после которой инспектор вернулся к собравшемуся у автобуса коллективу мокрым, грустным, но почти трезвым.
Спустя примерно полчаса было принято решение – оказалось, что в поселке имеется гостиница, хоть и совсем крохотная, где можно остановиться на ночлег, а утро, как известно, вечера мудренее, и уже завтра проблема с автобусом уж как-нибудь да решится. До гостиницы дошли пешком, лениво расселились по номерам.
Я лежал на кровати, закинув руки за голову, уставившись в потолок, на соседней кровати так же скучно и мрачно возлежал Толик, и нам отчаянно не хотелось спать.
– Эх,– горестно вздохнул мой сосед,– сейчас бы по полтишку вкрутить…
– Да,– согласился я,– от пятидесяти граммулек на сон грядущий я бы тоже не отказался.
– Слушай, а может в этой деревней и магазин есть? Гостиница ведь присутствует.
– Есть конечно. Только не работает уже- поздно.
– А может есть другой? Круглосуточный? Или заправка на худой конец? Хрен с ним, с полтишком, хотя бы пивка…
Я только горестно вздохнул. Разумеется, если бы что-то такое и было, весь оркестр уже давно совершил бы варварский набег на это дивное заведение. Но ничего подобного в округе не имелось, и потому тоскливо безмолвствовала сельская гостиница, где теперь в каждой комнате лежали на кроватях и скорбно вздыхали такие хорошие, талантливые, но до обидного трезвые люди…
Кажется, я уже погружался в трясину пресного, серого сна, когда раздался стук в дверь, причем, судя по громкости, стучали кулаком. Толик мгновенно соскочил с кровати, побежал открывать- в глазах его заискрилась надежда.
– Пошли, мужики- без лишних прелюдий велел стоящий на пороге Февраль,– есть план.
С Полпальцем мы встретились уже на улице – он и не плохо владеющий английским трубач вполголоса беседовали с благообразным старичком в соломенной шляпе.
– О чем они трепятся-то?– полюбопытствовал Толик,– это что, местный? Может у него домашнего вина раздобыть можно? Или хоть настоечек каких-нибудь…
– Нет у него ничего,– ответил Февраль,– да и если бы было- с какого перепугу ему нас поить? Не, мужики, тут схема сложнее- ближайший круглосуточный магазин есть в пригороде, до него километров двадцать. Вот Полпальца и выпрашивает какое-нибудь транспортное средство. Под залог, разумеется. Велосипед, например, мопед, моторную тележку, или ещё чего. Это же село, тут такого добра много должно быть.
– Гениально!– восхитился Толик.
– Гениально-то оно гениально, да только что-то переговоры затягиваются. Похоже, артачится дед.
Мы прождали ещё минут пятнадцать, взволнованно покуривая в стороне от переговорщиков, и, наконец, Полпальца и дед, хлопнув по рукам, двинулись в сторону какого-то амбара напротив гостиницы.
– Ну что?– окликнул Полпальца Февраль,– вы куда?
Но Полпальца лишь рукой махнул, и, вслед за дедом, скрылся в дверях амбара. Зато ещё минут через пять створки амбарных дверей, будто бы по волшебству, совершенно беззвучно разошлись в стороны,и мы увидели Полпальца, с самым что ни на есть невозмутимым видом выводящего на дорогу лошадь, впряженную в телегу. Поравнявшись с нами, Полпальца кивнул на кузов телеги.
– Что встали? Полезайте, да поедем. Думаю, часа за два туда обратно обернемся.
– Ты что, умеешь управлять… этим?
Я ещё никогда не видел Февраля таким растерянным.
– А чего тут управлять-то, малый? Не шаттл ведь, бляха муха. Я у деда в деревне на таких все детство проездил.
Словно в знак согласия с его словами, лошадь громко фыркнула, а Полпальца погладил ее по холке. Я забрался в телегу вслед за Февралем и Толиком, Полпальца дёрнул вожжи, и мы покатили.
Ночь стояла лунная, звёздная, и вкусно пахнущая, как свежеиспеченная булка. Я сидел на узкой деревянной лавке, прилаженной вдоль борта телеги, смотрел назад, на убегающую из-под колес дорогу, на ускользающую в плотную, бесфонарную темноту гостиницу, на какие-то кусты, деревья, заборы… И опять на душе было звонко и свободно, опять внутри начинала пениться простая, радостная сила.
"Вернусь, и сразу к ней,– твердо решил я,– допустим даже не с пустыми руками, а с бутылкой красного вина. Хорошо бы ещё цветы, конечно… Но вряд ли в круглосуточных магазинах продаются цветы. Впрочем, вино- это даже лучше. Цветы- пошлость. Вот приду я такой, и прямо с порога скажу… Нет, вначале, пожалуй, вино открою, а вот потом уже скажу…"