Хотя у свиней есть чувства и какие-то зачатки мышления, маловероятно, что их понятийный аппарат может включать в себя такие состояния, как страдание и удовлетворение. Свинья может испытывать боль – невыносимую боль, – да так, что лучшим выходом была бы смерть, но, пока мучается безмолвно, прихрамывает несильно или еще не дошла до предела, она не способна скучать по другой, безболезненной или счастливой жизни. Свинья будет страдать и, вероятно, к этому привыкнет, хотя такому мыслящему и стремящемуся к безоблачной жизни виду, как наш, подобное понять трудно. Возьмем, к примеру, звон в ушах у людей. Он редко сопровождается физической болью, но в хронической форме раздражает, а официальная медицина с ним справиться не в состоянии. Звон может быть разной интенсивности, но, если взять двух людей, серьезно страдающих от него, один с ним сживется, а другой на стенку полезет. Зависит это от одного простого фактора: насколько сильно пациенты хотят вернуться к привычной жизни. Так что наиболее действенный метод лечения – когнитивная терапия, во время которой пациент учится, в том числе,
Проведем еще одну аналогию с людьми, довольно условную. У некоторых детей и подростков много нерастраченной энергии и мало умения держать себя в руках, им сложно сидеть спокойно и сосредоточенно делать что-то, что с самого начала их не увлекло. В результате они с трудом справляются с обычной (некоторые скажут, «допотопной») системой обучения без грамотного руководства или лекарств. Таких детей мы представляем себе качающимися на люстре под потолком, выцарапывающими ругательства на партах и срывающими учителю урок различными способами. Перед нами пример того, что в школе назвали бы «деструктивным поведением». Очевидно, что ученику плохо, потому что он не может реализовать естественное стремление занять себя или выплеснуть энергию другим полезным способом. Можно ли сказать, что ребенок считает, что он страдает в те минуты, когда и думать не думает о том, чем бы он, по правде, сейчас хотел заниматься? Логично предположить, что состояние, в которое он впадает в такие моменты, по сути, естественно для свиньи всю ее жизнь. Так ли это, мы, конечно, не знаем, поэтому нельзя с уверенностью сказать, что то, что мы воспринимаем как мучения свиньи, они на самом деле и есть.
Чтобы не показаться излишне циничным, продолжу: когда двое самых влиятельных мыслителей нашего времени, австралийский философ Питер Сингер и израильский историк Юваль Ной Харари, говорят, что страшнейшее преступление человечества – то, как мы обращаемся с одомашненными животными[361], с ними, конечно, не надо соглашаться. Впрочем, есть все основания полагать, что они понимают, о чем говорят. Домашние животные составляют сегодня 60 % всех млекопитающих на планете. Еще 36 % – это люди, а вот дикие животные находятся под угрозой полного исчезновения, ведь на них приходится всего 4 %[362]. Наверное, такие чудовищные цифры сообщают в первую очередь об экологическом кризисе, в который мы сами себя загнали, но важно говорить и об охране прав животных, в том числе домашних. Раз мы знаем, что они все чувствуют, а подавляющее их число живет в условиях, по сравнению с которыми старые пасторальные представления о крестьянском хозяйстве остается лишь вспоминать, трудно не заметить, что поведение человека в этом случае с точки зрения морали сомнительно. Сколько бы мы ни прикрывались тем фактом, что домашнему скоту живется лучше, чем животным в дикой природе, остается существенное различие. Дикие звери находятся за пределами нашей ответственности, а жизнь домашних животных целиком и полностью зависит от того, как мы с ними обращаемся, так что было бы естественно взять на себя моральное обязательство заботиться о них как можно лучше.