Уснули поздно, часа в четыре. Между бесконечными разговорами – теперь говорила она – пили чай, любили друг друга, проветривали дымную комнату, мерзли, подтапливали камин, пили холодную воду – от частика и огурцов пропадали от жажды. Максим слушал ее молча, не задавая вопросов. Иногда гладил ее по голове. И наконец не выдержали, уснули.
Перед сном Аля успела подумать: «Как же я нечеловечески счастлива! Говорите, так не бывает? Ага, как же! Бывает. И еще как. И я, кстати, всегда это знала».
На следующий день был лес и жареные опята все с той же картошкой, снова жажда и бесконечные чайники чая, холодная вода с металлическим привкусом и разговоры, разговоры… и, конечно, объятия, страсть.
Максим был удивлен. Такого он не ожидал. Не от Али – от себя. Вот как, оказывается, бывает…
В воскресенье вечером в электричке Аля вспомнила о Юре.
Этот вопрос надо закрыть, иначе ба от нее не отстанет.
Выйдя на Казанском, позвонила из автомата.
Трубку взял Юра. Услышав Алин голос, долго молчал.
– Ты меня слышишь? – разозлилась она. – Или перезвонить?
– Слышу, – ответил он. – Сейчас не могу говорить, маме нездоровится. Да и поздно уже – она разволнуется, куда это я на ночь. Давай завтра, а? В районе восьми?
– Семи, – ответила Аля. – В восемь я уже на работе.
Юра, Юрий Котиков, товарищ Фуражкин, дорогой милицейский, из головы вылетел в ту же минуту.
В метро она задремала, чуть не проехав свою остановку.
Когда открыла глаза, увидела напротив немолодую пару, мужа и жену, нарядных и усталых, видно, ехавших из гостей.
У мужчины был расстегнут ворот белой рубашки, и галстук съехал набок. У женщины подтекла косметика и обнажились все имеющиеся морщинки.
Мужчина, увидев, что Аля проснулась, подняв большой палец, весело ей подмигнул.
А женщина посмотрела на нее с сочувствием, жалостью и, кажется, завистью. Или ей показалось?
Бабушка, к счастью, спала.
Умывшись, Аля разглядывала свое отражение.
Изменилась. Как она изменилась! Не просто изменилась – стала другой. Глаза горели, кожа пылала и светилась, припухшие губы словно налились живительным соком.
И волосы! Волосы у Али были обычные, серые-пепельные, по словам бабушки, не густые и не жидкие – самые обычные, как у многих. Закрутишь – ничего, распустишь – бедновато. Так вот, эти прямые, довольно тусклые, обыкновенные волосы вдруг заблестели, порыжели-позолотились, стали пышнее, как будто обрели волшебную силу и – вот чудеса! – на концах мягко и плавно закрутились волной.
И тело! Теперь это было другое тело, другая кожа, другая грудь. Все было другим. Грудь стала упругой, соски сделались жестче. Бедра чуть раздались. Или показалось? С чего бы это им, интересно? Нет, бедра, кажется, те же. А вот кожа, тоже обычная, иногда шелушащаяся, с появляющимися вредными мелкими прыщиками, сухая, а на носу жирная, дурацкая, в общем, – явно стала шелковистее и глаже. И куда пропали противные пупырки, так называемая гусиная кожа?
Аля вытерла волосы и осторожно, на цыпочках, пошла к себе. Кажется, уснуть будет сложно, хотя устала ужасно. Но разве можно выключить голову, избавиться от мыслей и воспоминаний? Не думать, не вспоминать эти два дня? Его глаза, руки, плечи. Да и нужно ли бежать от воспоминаний, если человек так безразмерно, так отчаянно счастлив?
Человек – это она, Алевтина Александровна Добрынина, двадцати четырех лет, учитель русского языка и литературы.
И еще – женщина Максима Родионова. Лучшего из мужчин на земле.
Только утром, собираясь на работу, вспомнила про встречу с Юрой. Настроение тут же испортилось. Ну ладно, это просто необходимо пережить. Юра – человек нескандальный, кажется, необидчивый. Она предложит ему остаться друзьями и, конечно, вернет браслетик.
Откажется дружить – еще лучше! Дружба с влюбленным и преданным Юрой в ее планы как-то не вписывалась.
В семь вышла. Товарищ Котиков уже стоял у подъезда. Курил.
– Ты куришь? – удивилась Аля, забыв поздороваться.
Он молча кивнул.
Глаза у Юрия были страдальческие, вид понурый, и даже знаменитые уши как будто поникли.
И жалко, и смешно.
– Слушай, Юр, – отведя глаза, сказала Аля. – Я хочу извиниться. Некрасиво вышло, согласна. Понимаешь, случайно встретила школьных друзей. Те позвали на вечеринку. Прости меня, а? Виновата, не отрицаю.
Поискав глазами урну, Юра бросил окурок.
Окурок пролетел мимо.
– Снайпер, – прокомментировала Аля, еле сдерживая смех, и тут же натянула на лицо серьезное и виноватое выражение.
– Ладно, Аль, – проговорил он. – Как говорится, проехали. – Он вопросительно смотрел на нее, ожидая продолжения разговора.
Она молчала.
– Это все? – нетерпеливо спросил Юрий.
Аля пробормотала:
– Ну да… Извиниться хотела. Еще за бабушку поблагодарить. За корвалол. За щуку! В общем… за все. И не держи на меня зла, Юр! Поверь, я не специально!
– Держать на тебя зло? Да ты что, Алевтина? Какое там зло! И вообще, что бы ты ни сделала и что бы ты ни сказала, злиться на тебя я не могу.
– Спасибо, – искренне поблагодарила Аля и тут же ойкнула и полезла в сумку: – Юр, подожди! Совсем забыла! Браслет!
Он с удивлением смотрел на нее, как будто не понимая, о чем она говорит.