Почти счастливые женщины

– Подожди! – закричала Оля. – Если бросишь трубку, я тогда приду. Прямо сейчас!

– Ну ты еще меня попугай, – усмехнулась Аля и на самом деле испугалась – с нее станется. Придет и начнет барабанить в дверь. – Ну? Только коротко, мне утром вставать.

– Аля, послушай! И не перебивай, умоляю! Мне и так сложно, поверь! Да, я скотина, сама знаю, но все-таки не совсем конченая, слышишь? Мне было так тухло. Думаю: «Сейчас сигану с крыши, и все закончится». Все сразу, понимаешь? И Олег, и аборты эти. И то, как он меня бросил. Потом этот, деляга. Оттрахает, деньги на стол швырнет, как проститутке, и домой, домой. Торопится, будто ошпаренный. Как же, семья! Ну а потом и он слинял. Ни денег, ничего не осталось, понимаешь? Вообще никакого смысла жить. Зачем? В общем… выпила я и позвонила тебе – поплакаться! А Родионов говорит, что ты в Питере, с классом и дочкой. Голос у него тоже был так себе. Говорит, тоска зеленая – столько дней без девчонок. Ну я и предложила погоревать вместе. Он согласился. Представляешь, как ему было тухло, если он согласился? Он же меня ненавидит, я знаю. Ну и пришла, не до гордости. Выпили, потом еще выпили. Я ему про свои сопли, он мне про свои. Чисто по-дружески, понимаешь? Ну а потом… Я сама не знаю, как получилось, клянусь!

– Можешь не продолжать, неинтересно, – отрезала Аля. – Да, ты права. Вы несчастные люди. Два одиночества пожалели друг друга! Подставили, так сказать, дружеское плечо! Ну заодно и все остальное – чего мелочиться? А ты же знала, что он стал пить. Знала, что я страдаю от этого и борюсь. Но нет, пришла с бутылкой – тебе же надо было поплакаться. Все ты врешь, Лобанова. Все. Мужики тебя бросали не раз. И можно было давно к этому привыкнуть. Аборты, говоришь? Другие бабы годами бьются, чтобы родить, а ты бегала на аборты. Разве это не твой выбор? Работы нет? Тоже не твоя вина? Успокойся, Оля! Найдешь следующего, при деньгах и всем прочем! И все наладится, так было сто раз! И на работу ты не пойдешь – а зачем? Зачем горбатиться за копейки? А мне ты просто нагадила. Причем заранее зная, как все будет. Так что на жалость можешь не давить. Не получится. Ну все, высказалась?

– Да! – закричала Ольга. – Ты права. Заранее знала. Потому что завидовала! Всю жизнь тебе завидовала, слышишь? Да, тебе тоже туго пришлось, что говорить. Но потом появилась бабка и тебя забрала! И устроила тебе шикарную жизнь – крутилась вокруг тебя, принцессы! Но самое главное – любила! А меня, Аль, никто не любил, ни мать, ни отец. А бабки у меня не было. Сначала было богатство, всего навалом, тряпки, еда. А потом – нищета. Ты помнишь, как кашу мне гречневую приносила, а я ее сразу съедала, холодную, из кастрюли. Знаешь, Добрынина, это из дерьма в шоколад хорошо прыгать. А из шоколада в дерьмо, поверь, куда хуже! А потом смотрю на тебя и фигею – ну все получилось! Две хаты – пожалуйста! Цацки, обстановка, институт с красным дипломом. Престижная школа. И нате вам, замуж! Да за кого – за красавчика Родионова, за которым все девки, красотки, лучшие девки Москвы в очередь становились. А он сразу в загс, без разговоров. Кто б мог подумать, что его можно туда завести? А тебе опять удалось! Тебе, такой… обыкновенной. И дочку родить удалось. Да такую красавицу! И дачка присовокупилась – мужнино наследство. В общем, все у тебя, Добрынина, получилось. Молодец. Браво. А у меня ничего. Вот и заело. Бабское, мерзкое, гнусное.

Аля молчала.

– Молчишь? – усмехнулась Ольга. – Думаешь, и откуда берутся такие гадины, такие змеищи, из каких подземелий? А черт его знает! От жизни, Добрынина! Ну вот, всё. Сказала тебе всю правду, как ты, Аля, любишь, чтобы без вранья. Ну как, довольна? Считай, что это и раскаяние, и покаяние. Это тебя утешает? А Родионов твой… Ты ведь сама загнала мужика. А он старается. Но видит, как ты морщишься, когда на его руки смотришь. Он, бедный, трет их, трет, а не отмываются. Руки работяги. А тебе неприятно. Ты же у нас чистюля, Добрынина! Во всем чистюля. Думаешь, он не понимает, что тебе неловко от того, что он работяга? А ему каково, когда в карман спецовки бабки суют? Но ты же у нас гуманист, Добрынина! Ты великодушна! Так прости – его и меня заодно! Тем более что я извинилась. Ну ладно, можешь меня не прощать. Переживу. А его, Алька, прости. Он тут вообще ни при чем. Ну что, проехали, Алька? У всех своя правда – это еще бабка твоя говорила. А бабка твоя была женщиной умной.

– Не проехали, Оля. Не получается. И не сходится. Мне хотела отомстить? А за что? За то, что у тебя не сложилось? Да, логично, что говорить! Нет, Оль. Извини. И прошу тебя – очень прошу, во имя всего, что когда-то было, больше сюда не звони.