«Удивительно, – думала Аля, – вот про кого бы никогда не подумала – так это про нее. Казалось, железобетонная стерва, без сердца и жалости. А нате вам, человек».
Школа, суетливая, шумная, встревоженная экзаменами, закрутила с первой минуты.
Аля стояла у раздевалки, как новичок. Стараясь не задеть, ее обтекали ученики:
– Здрасте, Алевтинсанна! Добрый день!
Потерянная, Аля кивала.
Сквозь толпу еле протиснулась в учительскую. Увидев ее, коллеги замолчали на полуслове.
С трудом выдавив из себя улыбку, она поздоровалась. Все переглянулись и принялись за дела.
Подошли немка Роза Степановна и физичка Леночка, к ним присоединилась Инна Львовна. Приобняли ее, выразив соболезнования.
– Вы сделали правильно, – одобрила Роза. – Работа и только работа! Я дочь потеряла, дорогая Алевтиночка. Дочь! И спаслась здесь, в этом здании.
«А я и не знала, – подумала Аля. – Роза всегда ровная и доброжелательная, спокойная и справедливая. А оказывается, такая беда».
В общем, школьная жизнь закрутила по полной.
Домой Аля не торопилась. Майка, прихватив Аньку, уехала на неделю в деревню, к родне. Звонила каждый вечер – благо тетка работала телефонисткой на почте.
Вечерами Аля приходила в себя. В те дни ей даже было хорошо в одиночестве, так уставала в школе.
Услышав голос Анюты, успокаивалась: им там хорошо! Дочка трещала без умолку – и про рыбалку с каким-то дядей Федей, и про вылупившихся ярко-желтых цыплят, и про крошечных уточек – утей, как говорила она. И про клубнику, от которой чешется попа.
После звонка из Тетешек – такое смешное название деревни – звонила Алле. Услышав невестку, та принималась рыдать. Стойко держась, Аля пыталась не разреветься. Алла то рыдала, то прекращала и начинала орать на детей. Потом поносила нерадивого мужа, грозилась с ним развестись, но Аля понимала: все это разговоры. Как Алла проживет без него, без его денег? Да и сама свекровь это все понимала.
Однажды спросила, не была ли Аля на Ваганьково.
– Пока нет, не готова. Простите.
Кажется, Алла не обиделась. Спустя пару недель позвонила сама и сказала, что надо встретиться кое-что обсудить.
«Памятник, – подумала Аля. – а что еще?»
Встретились в кафе на «Баррикадной». Алла, как ни странно, хорошо выглядела – подкрашенная, причесанная, похудевшая, помолодевшая.
– Похудела, – вздохнула она. – Первую неделю вообще есть не могла. Осуждаешь, что постриглась и накрасилась?
– Нет-нет, что вы! Наоборот – восхищаюсь!
Та грустно усмехнулась:
– А куда мне деваться, Алечка? Муж молодой и здоровый кобель. А я – старая тетка. Вот и приходится… Но если б ты знала, как мне это дается! С каким отвращением.
Аля смолчала, сказать было нечего. Только подумала: «Бедная, бедная Алла! Невредная ведь тетка, хорошая. Бестолковая, конечно, но не змея. И, кажется, давно расплатилась за ошибки молодости. Даже с лихвой».
Заказали кофе и воду.
И Алла завела разговор. Вопрос был о даче:
– Что собираешься делать?
– Я? – удивилась Аля. – А я-то при чем? Какое отношение к даче имею я? Дача ваша, ваших родителей.
Алла возразила:
– Нет, дача твоя. Твоя и Анютина. Мама завещала ее внуку, твоему мужу. И я к ней никак, ни с какого боку. К тому же я ее ненавижу! И не только из-за Максима. Гораздо раньше, с далекого детства. Знаешь, как мне там жилось?
А, не знаешь. Так я тебе расскажу. Все лето, весь май и сентябрь там жили люди. Куча людей! Незнакомых и малопонятных. Отцовы друзья, мамины случайные подружки. Она же обожала общество! Ты ж понимаешь, – хмыкнула Алла, – светское общество! Нет, народец был всякий, не только торгашня и дельцы вроде моего папани. И актриски попадались какие-то заезжие, малоизвестные. И художники, и музыканты. Ну и, разумеется,
Ну ладно, курорты, Сочи, там, Пицунда, Крым. Там по вечерам на набережной можно было демонстрировать дорогие наряды и цацки. Но тоже осторожно: все под колпаком. Зарвешься чуть больше, не поделишься – все, кранты. Загребут. ОБХСС и прокуратура всех знали наперечет. Заграница – какая там заграница! Это тетя Соня туда моталась. Ей полагалось – муж большой человек. Пару раз она маму прихватывала, как-то устраивала.
Ну и развлекались, как могли и умели, – театры, кабаки, где тоже, кстати, что ни мэтр, официант – то стукач.
Что еще? Карты! Вот и нашли себе занятие, развлечение.
Собирались на даче и играли сутками, понимаешь? Входили в азарт. Мать моя, незабвенная Муся, была одной из самых азартных. Проигрывать не любила, требовала отыгрыша.
Вот и приглашала целую банду – человек по тридцать в доме, представь! И всех надо кормить, поить, укладывать спать. Со всеми надо общаться. Менять наряды, надевать украшения, делать маникюры и педикюры, вызывать парикмахера. Ну и, конечно, держать прислугу – повариху, подавальщицу, уборщицу и домработницу.