Почти цивилизованный Восток

Эдди старался на девицу не смотреть. Чего он там не видел? Но взгляд, блуждая по опустевшему залу – а их весьма вежливо попросили дождаться господина именно тут, – постоянно возвращался к светлой макушке.

Сама девица… скажем так, вела себя неправильно.

Ей бы рыдать. Или руки там заламывать, стеная о загубленной жизни. Как-то Эдди попал на театральное представление. Случайно. И театр, что-то подсказывало, был не из лучших. Так вот там на сцене девица долго руки заламывала и рыдала о загубленной жизни, прежде чем в бездну вод кинуться.

Но тут бездны не наблюдалось.

К счастью.

– Что они там так… – Девица осеклась, осознав, что не в ее положении вопросы задавать. И вздохнула. – Долго…

Но не расплакалась.

Хорошо, что не расплакалась, потому как Эдди понятия не имел, что делать с рыдающими девицами. А тут… и вправду долго.

Надо было сразу уходить.

Мальчишку, конечно, жаль, но жалостью жив не будешь. А вот влезли. И Милисента нервничает. Сидит прямо, только ноготком по подлокотнику постукивает. И выражение лица этакое упрямое.

– Леди, велено вам передать. – Распорядитель в парике подал ей записку. – Господа скоро завершат переговоры.

И поклонился.

И вышел.

А потом вошел уже другой и с мальчишкой. Наверное, следовало выдохнуть с облегчением. Если мальчишка тут, то у Чарли получилось. Купить, выменять… один хрен, главное, что получилось. Правда, мальчишка, судя по мрачной роже, не слишком радовался.

Ну это и понятно – не знал он, чего дальше от жизни ожидать.

– Сядь, – велел Эдди. И пальцем указал, куда. – И ты тоже не ерзай. Скоро уже.

– Скоро, – кивнула Милисента, аккуратно складывая записку. Зачем, спрашивается, если все равно протянула ее Эдди? Хотя понятно.

Нервы.

Эдди кинул взгляд на листок бумаги. Неровные нервные буквы. Пара слов. Стоит ли им верить? Хотя чего уж тут, можно подумать, выбор у них большой. Да и…

– Кабы чего пошло не так, нас бы просто прибили, – сказал он и покосился на девчонку. Надо бы поделикатнее, все же дама.

Хоть и лохматая.

Милли кивнула. И глаза прикрыла. И пробормотала:

– В следующий раз если во что вляпаетесь без меня – сама пристрелю.

Эва покосилась на Милисенту, затем на Эдди.

Но ничего не сказала.

Так дальше и сидели, в напряженном молчании. Причем довольно долго. Пустота зала давила на нервы, тянуло встать, пройтись, но мешало ощущение чужих взглядов. И как знать, чем обернется лишнее любопытство.

А потом Чарли наконец появился.

И сказал:

– Домой.

Даже дышать стало легче. Но все равно не отпускало чувство, что за ними наблюдают. До самого порога не отпускало.

И только на улице, в экипаже, исчезло.

Что за…

Хрень.

Глава 31. О возвращении домой и воссоединении

Возвращаться домой было страшно.

То есть Эва, конечно, хотела домой. Любой нормальный человек хотел бы! А она как раз нормальный человек, и… все равно было страшно.

Что ей скажут?

И что она ответит? Что скажет в свое оправдание? И надо ли вообще что-то говорить? Может, притвориться больной? И в обморок упасть?

Но ведь остаток жизни в обмороке не проведешь.

А эти… она искоса глянула на мужчину, который снял маску и оказалось, что Эва его уже видела. Где-то. А где – не помнит, надо бы спросить, чтобы потом, дома уже, выразить благодарность.

В письме.

В письмах благодарность выражать куда проще. Правда.

Эдди устроился в углу экипажа. И мальчишку-сиу рядом с собой усадил. А когда тот попытался отодвинуться, возложил лапищу ему на плечо и сказал:

– Не дергайся.

И сиу замер.

Будь они одни, Эва успокоила бы его, сказав, что бояться нет нужды. Эдди добрый. И даже благородный. А благородные люди, даже если они не совсем люди, слабых не обижают.

– Я спать хочу, – заметила молодая женщина в совершенно безумном розовом платье. Безумным оно было и цветом – такой насыщенный оттенок категорически ей не шел, – и кроем. Зачем столько кружева? Да еще и розового. Цветное, конечно, вошло в моду, но…

Но и сама дамочка странная.

Ее Эва точно раньше не видела. Иначе запомнила бы. Определенно. Эти резкие черты лица, в которых проглядывало что-то нечеловеческое, сложно не запомнить. И кожу смуглую.

Эва тоже легко загорала.

И маменька вечно вздыхала, сетуя, что даже крем с жемчужной пудрой не спасает. И зонтики… зонтики приходилось носить даже осенью, но почему-то помогали они слабо. И Эва смуглела. Расстраивалась. А вот эта особа, несмотря на кружево и смуглость, расстроенной не выглядела.

Кто она вообще?

Спросить?

Неудобно. Воспитанная барышня в подобных обстоятельствах должна быть благодарна, а не совать свой нос в чужую жизнь. Благодарность Эва чувствовала, но справиться с любопытством не получалось.

– Юная леди. – Экипаж остановился, и человек, ее купивший, подал руку. – Пожалуйста, воздержитесь в будущем от подобных приключений. Не всем они на пользу.

И вздохнул.

И…

И помог выбраться из экипажа. Сперва ей, потом той, другой.

– Может, пусть ее Эдди проводит? – поинтересовалась дама в розовом, глядя на Эву с сомнением. – А мы домой.

– Боюсь, это не совсем вежливо.

– Зато разумно. – Она зевнула, пусть и прикрыв рот рукой. Но… но разве так можно?

Или все-таки можно?