Почтовые открытки

– Я привык. Занимался этим бо́льшую часть жизни. Я об этом даже не думаю. В любом случае траппер[109] – ангел по сравнению с овцеводами. Эти сукины дети отлавливают или стреляют во все, что движется. Я видел койотов, у которых челюсти были опутаны колючей проволокой, эти сволочи выкалывали им глаза, а потом отпускали медленно умирать. Думаешь, для койотов лучше, чтобы их травили эти парни, которых присылает правительство? Отрава – грязный и расточительный способ. Этот вонючий десять восемьдесят[110] убивает и других животных, потому что попадает в пищевую цепочку, и шерсть после него у зверя никуда не годится. Гнусный способ. Даже мышей нельзя травить. Ставьте мышеловки, но не разбрасывайте эту чертову отравленную приманку.

– Мы пользуемся мышеловками. Когда-то у нас был кот, огромный, полосатый – Бастер. Он отвечал за мышеловки. Мы их устанавливали и шли спать, а Бастер лежал поблизости, дремал, но одно ухо всегда держал начеку. Только мышеловка захлопнулась – он тут как тут. Хватал ее зубами, тащил к нам в спальню, прыгал на Джека, тихонько мяукал – с мышеловкой в зубах – и щекотал его по лицу мышиным хвостом, чтобы разбудить. – Представив себе эту картинку, Лоял расхохотался. – Так он просил, чтобы Джек вынул мышь и снова установил мышеловку.

– И Джек это делал?

– О да. Джек из тех, кто уважает чужие охотничьи права и очень услужлив, всегда готов протянуть руку другу. – Она посмеялась. – Да, старый полосатый Бастер. Будь у него маленькое натяжное устройство, он бы сделал себе состояние на мышиных шкурках.

– Ну, не знаю. По последним сведениям, цены на мышиный мех сильно упали.

Саджины были первой семейной парой, с которой он подружился, а Старр – его первой женщиной-другом. Сто раз ему приходило в голову спросить, есть ли у нее внуки. Он никогда не видел в доме никаких фотографий, но, с другой стороны, он и не бывал нигде, кроме кухни и гостиной. Хотя в гостиной есть пианино и каминная полка, а ведь именно на них и расставляют фотографии, думал он. Ему хотелось бы услышать рассказы о внуках и изобразить из себя этакого приемного дядюшку, если бы они приехали. «А это дядя Лоял, Элли, поздоровайся с ним». – И маленькая девочка, худенькая, с вьющимися рыжими волосами, подходит к нему бочком, застенчиво, шепотом произносит: «Здравствуйте», а он дарит ей крохотную кожаную куколку в два дюйма ростом, которую купил у индейца племени лакота – их делала его жена. Это была искусно сшитая из кроличьей шкурки куколка, одетая в белое кожаное платьице, украшенное малюсенькими бисеринками. На шее – ожерелье из кротовых коготков. Она помещалась в маленьком кожаном мешочке. Лоял носил ее в нагрудном кармане рубашки, и когда изредка доставал ее оттуда, чтобы посмотреть, она была теплой на ощупь, как живая. Старые мечты. Он сам не знал, какого черта таскает ее с собой повсюду.

* * *

Охота на землях Фрэнка Клоувса была совсем другой.

Ранчо Хай-Ло досталось ему по наследству – восемнадцать тысяч акров хорошо орошаемой долины, лежащей в горной чаше. Его дед приехал в эти места в качестве железнодорожного рабочего, но его младший сын получил работу на предназначенном для приема отдыхающих ранчо «Сторожка Гайаваты» в качестве ковбоя, ухаживающего за лошадьми, и женился на дочери мясозаготовщика с востока. В детстве у Клоувса было все самое лучшее, что и привело его к худшему. Он представлял себя только ранчером. Кем же еще ему быть?

Заснеженные вершины хребта Бигхорн, на склонах которого Клоувс владел правом выпаса, казалось, плыли на фоне неба на запад. В мягкой пойме сливались речки Свитхарт-крик и Сноупул. Выше по склонам рос строевой лес. Клоувс был болезненно одержим стремлением демонстрировать свою силу. Он женился пять раз, и вечно доносившиеся из двадцатипятикомнатного дома звуки стрельбы и битвы снискали его ранчо среди местных название «Буйное». Все в его жизни было не так, он словно притягивал к себе странных и опасных людей.

Однажды весной, раздосадованный тем, что наносы щебня забили на изгибе русло Сноупула, в результате чего сенокосные угодья на противоположном берегу оказались затоплены, он решил отсечь заводь и выпрямить русло. После того как бульдозер проработал одно утро, скорость течения в реке увеличилась, и за неделю река промыла себе новое, прямое русло, которое отсекло пять старых заводей, нанесла тонны щебня на луга Клоувса, а также выкорчевала и смыла две большие отдельно стоявшие рощи. Вниз по течению поток оказался стиснутым и затопил город Куизи. После того как штат предъявил Клоувсу претензии, тот усиленно занялся восстановительными работами, на которые ушли годы и сто тысяч долларов.

Его поголовье скота страдало от бычьих оводов, подкожных личинок, тимпанита[111], эмкара[112], актиномикоза, парши и укусов гремучих змей. Когда он нанял ветеринара для специального ухода за больным стадом, тот, проработав два месяца, объявил себя ковбоем-поэтом и перебрался в Монтану слагать стихи.

Ходили слухи, что третья жена Клоувса была трансвеститом.