– Ну, не исключено, что и мое. Мы подумали, может, ты захочешь заработать реальные деньги, поохотиться по-настоящему, вместо того чтобы болтаться, как дерьмо в проруби, выискивая койотов. Мы хотели бы воспользоваться кое-какой полуквалифицированной помощью. Деньги немереные. – Он рассмеялся, а Лоял поймал себя на том, что отвечает шепотом:
– Ты о чем?
– Ага-ага! Только это секрет. Сэм, расскажи ему.
– Это прозвучит немного фантастично, приятель, но в Японии, Корее и Китае существует рынок некоторых веществ. Афродизиаков.
– Это что еще за фигня?
Разговор продолжался шепотом.
– Вещество, которое, как считают японцы, увеличивает их хрен и продлевает стояк на три дня. В смысле секса. Ты наверняка слышал. Вроде шпанской мушки, только шпанскую мушку они не хотят. Они хотят рог носорога[116]
. Или молотые лосиные зубы. Или мазь из останков ископаемых саблезубых тигров. А еще желчные пузыри черных медведей. Да-да, медведь. Это его запах.Пока партнер рассказывал, медвежий траппер Сильвестр согласно кивал.
– За все это они платят очень-очень-очень большие деньги. Плюс мы получаем рынок сбыта шкур. Мы делаем такие деньги, какие тебе и не снились. Работаем от Мэна и Флориды до са́мой Канады. Только вдвоем справляться трудно. У нас был еще один парень, но он соскочил и умотал на Гавайи. А нам нужен третий. Клоувс говорит, что ты хороший траппер.
Лоялу хотелось поднять голову и посмотреть в зеркало: наблюдает ли за их совещанием коренастый наездник.
– Черт, ребята, звучит заманчиво, только у меня мотор барахлит, не могу выполнять тяжелую работу. А медведи, похоже, – работа тяжелая.
– Тебе не придется делать тяжелую работу – только расставлять капканы. А с медведем мы справимся сами. Не так уж это трудно – просто располосовать, достать желчный пузырь и срéзать когти. Шкуру мы чаще всего просто бросаем. Времени нет. Так что шкуры, свежевание – это будет твоя доля.
– В свое время я раз-другой ставил капканы на медведя. Они весят фунтов по пятьдесят каждый, а это много. Кроме того, мне здешние места не нравятся. Я на следующей неделе уезжаю.
До того момента Лоял и сам не знал, что возвращается на ранчо Саджинов. Теперь придется уезжать сегодня же ночью. Эти двое – не из тех, кому можно отказать после того, как они выдали тебе свои грязные секреты. Он представил себе, как приезжает на пушной аукцион с двадцатью жалкими, лишенными когтей медвежьими шкурами. Разговоры пошли бы сразу.
– Спасибо, что обратились ко мне, но мне нужно идти. – Он протянул тарелку с недоеденным стейком бармену: – Можешь упаковать мне это в пластиковый пакет? Нам, беззубым старым псам, приходится жевать долго и тщательно.
Принимая пакет, он взглянул в зеркало на коренастого наездника. С ним ему тоже не хотелось иметь никакого дела.
41
Тропический сад
Даб, располневший, в льняном костюме, еще до восхода сидит возле бассейна в высоком плетеном кресле со спинкой в форме павлиньего хвоста, завтракает. Охлажденная «Мимоза»[117]
, дыня с опаловой мякотью, спрыснутая соком зеленого танжерина, деревенская ветчина и перепелиные яйца, прилетевшие из Японии, дьявольски крепкий черный кофе, заряжающий на весь день. Он выпивает двадцать чашек, пока у него не начинают дрожать руки.Руки были спокойны, пока не позвонила Мернель и не спросила своим северным голосом, что он думает о том, чтобы захоронить мамино обручальное кольцо рядом с папой, потому что оно – единственное, что от нее осталось. Это хоть немного облегчит им душу. Она наткнулась на кольцо несколько недель тому назад, разбирая шкатулки и ящики стола, и подумала, что мама сняла его, когда папа…
– Конечно, почему бы нет? – ответил он.
Она прочла ему выгравированную внутри надпись: «ДСБ Навеки твой ММБ, 1915».
– По крайней мере, это хоть что-то, принадлежавшее лично ей и связывающее их вместе, – сказала она.
– Это верно, – согласился Даб.
Он любил отдающий гниением запах тропиков, жару, кондиционер включал лишь на самую низкую мощность. «Убавь ты эту штуковину, она напоминает мне знаменитое полотно Снеговика Фрости[118]
«Зима на ферме». Как ты думаешь, за каким чертом я живу во Флориде?» – говорил он, смеясь.Привлекательный мужчина, несмотря на раздавшуюся грудь, тяжелую челюсть и блестящую лысую голову. Клиенты подпадали под обаяние его улыбчивых глаз. Глядя на себя в зеркало, он все еще видел изящный рот. И, разумеется, у него были деньги – иначе откуда бы эти ухоженные ногти (на здоровой руке) и сшитые на заказ костюмы? И у него была Пала – или он был у нее. Пиратка, немного погрузневшая, носила бежевые или цвéта сурового полотна костюмы, а на шее – золотые цепи, унизанные медальонами и талисманами. Она была смышленей всех, кого он знал. Скрытная. Он подозревал, что она сделала аборт, но никогда не спрашивал. Ее детьми были теперь объекты собственности.