Почтовые открытки

Всю себя она отдавала изучению рынка недвижимости, первоклассной недвижимости – не какой-то там продаже кондоминиумов или старомодных домов реликтам с севера, а научной оценке и исследованиям статуса архитектурных памятников, имела острое чутье на исключительную недвижимость, которая могла выйти на рынок в следующем году. Они с Дабом понимали важность сохранения тайны соглашений и предложений, знали, как разговаривать с шейхами, искателями политического убежища и мужчинами, имеющими деловые связи на юге. Эстетика! Достаточно было увидеть, что́ Пала сделала с рифом Опал-Ки. Все самые крупные журналы страны публиковали снимки выполненных под старину домов из ракушечника и садов-фантазий, спроектированных Бурле Марксом[119] и составленных из необычных растений.

Первый острый, как игла, луч солнца, проникший через дырочку в тенте, пробуравил льняное колено Даба. Бо́льшая часть недвижимости, которую владелец хотел продать при посредничестве «Эдема», никогда не выставлялась на широкий рынок; «Эдем инкорпорейтед» устраивал приватные торги, и в этом деле никто и близко к «Эдему» не стоял. У них с Палой был нюх на охраняемые объекты недвижимости, на уединенные острова, соединявшиеся с большой землей какой-нибудь единственной дамбой или мостом, на полуострова с единственной подъездной дорогой. Они прекрасно понимали клиентов, которым была нужна особая недвижимость. Хотелось бы ему, чтобы его так же хорошо понимали люди из налоговой службы.

Даб наклонил кофейник, в чашку дугой полилась струя черной жидкости. По другую сторону бассейна простирался сад с тенистыми убежищами, утренняя жара рикошетом отражалась от листьев, папоротники расходились по кругу арками, лепестки цветов еще не раскрылись. Пала могла спать до десяти. Сам он никогда не изменял привычке вставать рано. Проснувшись, выходил в сад, неся белую чашку в искусственной руке с идеальными пластмассовыми ногтями.

Эдем был здесь. Они больше не ездили на Зеленые болота. Аромат сада, густой, словно аромат растрескавшегося перезрелого плода, наполнял рот и горло. Встречный влажный воздух давил на грудь, ступни утопали в мягком мхе. Центром сада было баньяновое дерево. Ради этого древнего дерева с согнутыми коленями и вросшими в землю большими пальцами ног-корней, с ветвистыми руками кроны, извивами лиан и пышными цветами, со свисающей клочьями корой литого ствола и ее опадающими, опадающими, опадающими частичками он и купил эту усадьбу. Что-то привлекало его в запахе разложения.

42 Что я вижу

Вверх по склонам, к остроугольным вершинам холмов, грунтовая дорога после дождя – скользкая, как сопли, пейзаж – скрюченные скалы. Антилопы-дозорные всхрапывают, предупреждая стадо в лощине, стадо бросается наутек через россыпь низкорослых, как радужная трава, цветов. Дозорный ступает по ископаемым древесным стволам – окаменелым обломкам с еще виднеющимися годовыми кольцами, безжизненная кора инкрустирована оранжевыми лишайниками.

Древние слои песчаника волнистые, с доисторическими пещерами, промытыми водой в этом безводном нынче краю; от дна бывшего озера, вспученного желтыми конусами, все еще отражается цокот копыт, это мчатся Красный Конь, Красное Облако и Низкая Собака, великий и таинственный Бешеный Конь, Король Ворон и Дождь в Лицо[120], ископаемые зубы летят из-под копыт их лошадей. Неожиданно вырвавшись из ущелий, они с убийственными улыбками предстают перед потрясенными лицами Феттермана, Крука, Кастера, Бентина, Рино[121]. Он слышит ускользающие, сливающиеся воедино голоса, вихрями уносящиеся вдаль и исчезающие; крики, соединяющиеся, распадающиеся, замкнутые в вибрирующих гло́тках. Слышит ритм «Танца топающих» племени оглала, быстрого военного танца, завораживающего, приводящего в исступление, излучающего волны энергии, которая заряжает песчаник. Нужно только взять по камню в обе руки и бить ими друг о друга снова и снова, быстрей и быстрей, вдвое быстрей, чем бьется сердце.

Безумие. На прилавке универсального магазина в Стрики-Бэконе, штат Монтана, – коробка с разрозненными фотографиями пациентов психиатрической больницы в Фарго. Он просматривает их. Их все просматривают. Уголки снимков загнулись и засалились. Фотографии и описания психических расстройств: одержимость идеей воскрешения мертвых, депрессия, мастурбация, деменция. Индейское лицо – у него между пальцев. Гладко зачесанные волосы, но куртка сидит криво и покрыта грязными пятнами. Неподвижно застывшее лицо, черные глаза, суживающиеся к концам пальцы стискивают бухгалтерскую книгу. Хотя по виду это индеец, лаконичная подпись гласит: «Уолтер Хэри Чин». Ни голубых небес, ни стодолларовых купюр.

43 Скелет в задранном платье