Почтовые открытки

Ларри! – мелькнуло у него в голове. Каким-то образом Ларри вылез из могилы на кладбище в Бронксе и переместился под стену.

Но это был не Ларри.

Он осторожно, понемногу стал вынимать листья, пока его взгляду не открылся скрюченный скелет. Безупречные зубы скалились в улыбке, но не хватало мелких костей рук и ног. Правой руки не было вовсе. Сохранившиеся кости руки и ног, с прогрызенными мышью ямками и канавками, стали коричневыми от лиственной грязи. Подошва от туфли, загнутая и скрученная, лежала отдельно от каблука в малом тазу, словно оболочка эмбриона. У него за спиной продолжал вхолостую пыхтеть трактор.

Могила первопроходца. Жена какого-нибудь раннего переселенца, измученная деторождением, или, возможно, оскальпированная и убитая индейцами, или погибшая от тифа, пневмонии или родовой горячки. Склонившись над холодным уединением ее могилы, он невнятно пробормотал:

– Бедная женщина, интересно, кем ты была?

Из уважения к покойной он очистил углубление от многолетнего тлена, подтащил камень обратно к стене и вставил на прежнее место. Он не хотел осквернять могилу.

44 Коренастый наездник проклинает судей

Семью месяцами позже Лоял увидел коренастого наездника на северо-западе Нью-Мексико, в «Белом пони», тот сидел у самого конца барной стойки, уставившись в зеркало, на нем была та же самая одежда, черепаховые губы обхватывали край пивной банки. Лоял сел рядом и посмотрел в зеркало.

– Ну что, поймал ты тех парней?

Коренастый наездник выглядел паршиво: глаза воспаленные и красные, грязь глубоко въелась в огрубевшую кожу вокруг шеи. Руки дрожали. Впрочем, сам Лоял тоже выглядел неважно. Коренастый посмотрел на него и поморщился.

– Ловец койотов, будь я проклят? Какого дьявола ты делаешь тут?

– У пустынных койотов шерсть другого цвета – рыжее, ближе к каурой. Мне нравится переезжать с места на место, ставить капканы на разных зверей. Вроде сезон запрета охоты на медведей давно прошел?

Коренастый наездник застонал.

– Чертов бедлам.

– Должен сказать: удивительно, как ты догадался?

– Сорок человек вкалывали как ломовые лошади, на той операции почти три года. Флорида, Вайоминг, Мэн, Монтана, Северная Каролина, Нью-Йорк. У нас все было: слайды, видеозаписи, фотографии, свидетели, признания, улики. Двести желчных пузырей черных медведей, упакованных для переправки морем, склад, забитый шкурами, пара коробок когтей, мы имели фотографии, где они были засняты со своими собаками, снабженными радиоошейниками, снимки гниющей кучи медвежьих скелетов, у нас были показания японских покупателей и посредника – страхового агента из Коннектикута. Шестьсот страниц показаний. Мы получили рецепты их снадобий – бобровый жир, бобровая моча, ондатровый мускус, масло асафетиды[123] и мед. Знаешь, сколько стоит желчный пузырь черного медведя на восточном рынке? Пять кусков в долларах. Когти – еще тысячу. У японцев денег как грязи, им плевать, сколько это стоит, лишь бы заполучить. Умножь двести желчных пузырей на пять кусков за каждый, и поймешь, о каких серьезных деньгах идет речь. Дороже кокаина. Желчные пузыри приносят денег больше, чем кокаин! Мы говорим о миллионах долларов. И еще четверть миллиона за когти. И все это мы знаем точно. У нас есть все гребаные признания! Это самое крупное расследование, касающееся охраны дикой природы, какое когда-либо проводилось. Все штаты работали совместно, что само по себе уже чудо. – Желваки так и ходили на скулах коренастого наездника.

– И что случилось? Они удрали?

– Удрали?! Проклятье, конечно, они не удрали! Ну, может, одному-другому и удалось смыться, но совсем не многим. В воскресенье в пять часов утра мы предприняли скоординированные облавы одновременно в трех штатах и взяли одиннадцать человек: охотников, одного посредника и троих закупщиков. Те двое мерзавцев, которые сидели с тобой за столиком, так напились, что еще не отошли от похмелья. Они решили, что мы желаем получить еще медведей, все вопили, где, мол, их фонари, и не понимали, к чему тут наручники. – Он залпом заглотал полкружки пива. – Да, мы их поймали, – добавил он голосом, полным горькой иронии.

– Но ты, кажется, не слишком счастлив. Я-то думал, такая успешная операция должна вызывать гордость у человека закона.

– Да, так и следовало бы подумать. Но успех определяется окончательным результатом. А знаешь, где теперь весь этот сброд? Все эти подонки до единого?

– И где же?