А потом, вмиг, вся неловкость ушла. Рассказы о том, что он повидал, хлынули из него, слова вылетали между ослабленных и щербатых зубов. Он рассказывал ей об Огурце, утонувшем в шахте, о полуночных переходах с Пулей через опасные перевалы, когда у них погасли фары; о горных львах. Он, всегда говоривший мало, теперь говорил много, взахлеб, едва ли не раздуваясь до торговца, рекламирующего свой товар, – истории собственной жизни. В два часа ночи, когда Старр уже клевала носом, мечтая только о сне и тишине, он замолчал. Они устали друг от друга, каждому хотелось отдохнуть в одиночестве. Он сказал, что ляжет на кушетке возле плиты. Кухня была прокурена насквозь.
Утром она отдала ему серую ковбойскую шляпу Джека.
46
Что я вижу
Кабинка в баре «У Дот». На стене блестит пластмассовая голова совы. Он читает местную газету, руки сложены на фанерном столе. Чувствуется запах жирорастворителя. Дот, сидя на корточках, оттирает покрывшуюся коркой грязи плиту. У кофе цвет ила со дна реки. По стенам развешаны головы оленя вапити, снежного барана, белохвостого оленя, американского лося, тоже покрывшиеся жирной пленкой от стряпни Дот. Трофеи Харри С. Фурмана, мужа Дот. Когда свет падает прямо, видна мутная пленка жира на остекленевших глазах. Картошка фри. Яичница, обжаренная с обеих сторон.
Он листает газету, взгляд падает на фотографию баскской семьи, позирующей с родственниками из Южной Америки. Несколько мужчин сидят на корточках в переднем ряду, согнутые колени натягивают полиэстеровую ткань брюк, спортивные куртки вспучились на спинах. Старейшина рода, Селестина Фальша из Дома маленьких детей в Трепинонии, не улыбающаяся, дородная, кривоногая, маленькие глазки уставились прямо в камеру. На ней вискозное платье с набивным рисунком, составленным из квадратов, рука сжимает сумку. Ей восемьдесят четыре, и она летает на одномоторном самолете на большие расстояния, гласит подпись под снимком. Никогда не умела водить машину.
Он изучает фотографию, направление их взглядов. Никто, кроме Селестины, не глядит в объектив. Пожилая женщина в очках «кошачий глаз», робко улыбаясь, смотрит на Селестину. Три южноамериканских кузена с одинаковыми волосами и учтивыми улыбками. Они тоже смотрят на Селестину. Мужчины в заднем ряду стоят на стульях. Лица загорелые до черноты, лбы отсвечивают белыми бликами. У троих нет передних зубов. Сбоку стоит женщина в клетчатом брючном костюме. Штанины стоят колом, как водопроводные трубы, жакет скроен и сшит так, что клетки не совпадают. На заднем плане – подвешенный почти под потолком телевизор, оштукатуренные стены гостиницы «Холидей инн», хромированные стулья, затоптанный нейлоновый ковер.
– Какого черта вы там нашли, мистер Блад? Ключ к секрету бессмертия? – Дот хихикает. Достает лоток замороженных пирожков с мясом. – Вы разглядываете этот снимок так пристально, я уж подумала, что вы нашли давно потерянного брата.
Вот к чему все свелось – к разглядыванию чужих фотографий.
47
Рыжая самка койота
Он не думал, что под кустами кроличьей щетки что-нибудь будет. Но когда пришел, чтобы убрать капкан и вешку, увидел ее, позднюю девочку-койота, ярко-рыжую, особенно на морде, груди и задних ногах. От горячего весеннего солнца, отраженного от залежавшегося снега, ее шерсть прожарилась и закурчавилась, как дешевый перманент. Она отпрянула от него, показав в оскале зубы, съежилась и сникла в позе покорности, глядя ему прямо в глаза своими желтыми глазами. Завивающаяся рыжая шерсть, необычное выражение на звериной морде. Язык ее тела выражал смесь облегчения, страха, гнева, угрозы, смирения, боли, ужаса и жуткого, трепетного предчувствия неминуемого конца жизни.
Билли.
Шкурка была плохая. Да, рыжая, но подпаленная и потертая. Нога выглядела неплохо. Видно, что она не пыталась ее грызть. Он быстро и крепко скрутил зверушку, чтобы она не смогла броситься на него, и разжал капкан. Нога распухла, но была теплой, кровь в ней продолжала циркулировать. Он встал и одним резким движением выдернул из-под нее капкан. Девочка убежала.
Часть V
48
Шляпник
В огороде Кости и Пола набрасывали простыни на кусты помидоров, чтобы защитить их от ночных заморозков, старые простыни, которые много лет назад дала Поле мать, с заплатками всех оттенков белого – мраморным, цвета слоновой кости, луноцвета, облака, пепла, кварца, молочно-серебристым, снежным, меловым, жемчужным, цвета березовой коры, призрачно-сероватым. Зубы осени вгрызались в землю. Работая вместе, Кости и Пола, единственные, кто остался теперь на горной ферме, топтались по посеребренным инеем комьям земли туда-сюда. Леди Леопард, Инкс, три сестры с сундуком старинных платьев, Травник с сотнями своих друзей – все вышли из дела и уехали. В пустых комнатах все еще валялись кое-какие их старомодные тряпки, побуревшие плакаты с изображением Боба Дилана, стопки книг в бумажной обложке – Бротиган, Гофман, Кейси, Вулф, Фаринья, Маклюэн – обложки загнулись от летней жары, настроения вышли из моды, идеи преданы.