Почтовые открытки

– Итак, у тебя есть выбор, какое оборудование для уборки свеклы использовать. Существует две возможности. Первая: уборочная машина с ботворезкой. Она идет по полю и срезает ботву, оставляя корнеплоды в земле. Дальше: у нее есть два диска, установленные под углом друг к другу, они вгрызаются в землю, выкапывают и выбрасывают на поверхность корнеплоды. Встряхивающие колеса очищают их от земли, а цепной ковшовый элеватор загружает в фургон-свеклоприемник. Это один вариант. Есть другой, и, будь я на твоем месте, я выбрал бы именно его: уборочная машина с гребенчатым колесом, которое выкапывает и поднимает свеклу из земли вместе с ботвой. За ним – пара вращающихся ботворезов, которые принимают ее и срезают ботву на высоте подъема, после чего транспортер отправляет корнеплоды в свеклоприемник. Это проще. Парень, я выращивал сахарную свеклу, еще когда проклятые цикадки[88] истребляли все на своем пути, а что оставалось, приходилось обрабатывать голыми руками. Ни за что никогда больше не стал бы этого делать. Упаси господь!

* * *

Лоял заметил объявление «Щенки бесплатно», приклеенное к почтовому ящику Шиерсов. С тех пор как он покинул дом, у него никогда не было собаки. Хотел ли он завести ее снова? Похоже, хотел.

Он въехал во двор и увидел кучу собак: суку-метиску с пушистым хвостом, полуовчарку – полубобтейла с примесью колли, скалившую зубы и рычавшую, и четырех щенков-подростков, носившихся от боковой двери к его пикапу и обратно. Пикапа Шиерса во дворе не было.

С минуту он сидел, разглядывая собак. Открылась дверь сарая, и показался Джейс, тронувшийся после своих похождений по вьетнамским горам. Он разговаривал сам с собой. Не смотрел ни на Лояла, ни на собак, его обведенные синими кругами глаза скользили по контурам строений, краям облаков, следовали за движением птицы, машины на дороге. Высокий. Худой и негнущийся, как пюпитр, не старше двадцати одного года, с такими светлыми волосами, что они казались серебряными. Теперь его мерцавший взгляд быстро перескакивал с одного щенка на другого, от попытки охватить взглядом их всех разом у него даже открылся рот. Прижав подбородок к груди, он скривил губы. Лоял, распахнув дверцу машины, выбирал щенка, который больше всех ему понравится. В конце концов остановился на смышленой сучке; ловко маневрируя между своими маленькими однопометниками, она домчалась до пикапа Лояла, присела пописать, потом забежала за спину Джейса, чтобы он ее не видел, пока не развернется.

– Думаю, мне нравится эта, – сказал Лоял. – Что бы я мог вам за нее предложить?

Джейс откинул голову назад так, что кадык у него побелел от натуги, попробовал что-то сказать, но не смог, слова кувыркались у него во рту, туго натягивая жилы на шее.

– Х-х-х-о-т-ть вс… вс… вс… всех их. – Потом каскадом неразделенных слогов: – ВонтамстроятМакдоналдс. Вооооозлеперекрестка. Строят. «Макдоналдс».

Лоял присел и зацокал языком, подзывая щенков. Они бросились к нему, со смеющимися мордочками, горячими подушечками лап и острыми коготками, впивавшимися ему в колени. Взяв на руки смышленую девочку, он посадил ее на пол в пикапе.

– Благодарю вас, – сказал он Джейсу. – Заходите как-нибудь. Выпьем пивка.

– А-а-а-а.

Собачка уже сидела на сиденье и царапала стекло.

– Вниз. Вниз, девочка, вниз, Детка. – Он знал, что собачье имя должно быть коротким и щелкать во рту – как Бич, Пик, Рекс, – но это было лучше. Детка. Маленькая девочка. Они выехали со двора, собачка делала выпады в сторону руля, каждый раз, когда Лоял поворачивал его, кусала обод и забавно по-щенячьи рычала, пока не устала от собственных прыжков и не заснула, клубком свернувшись в пятне солнечного света.

Ночью среди вспаханных прерий тьма была еще темнее, чем в Мэри-Магге, где ее освещали по крайней мере те синие и оранжевые датчики, которые мелькали даже под закрытыми веками. Здешняя темнота казалась более черной по контрасту с россыпями звезд, астероидов, комет и планет, дрожавших над головой, словно под порывами космического ветра. На всем бескрайнем пространстве полей взгляду не встречалось ни одного желтого окна, ни одной пары ползущих фар, пробивающих кромешную пустоту. Звезды вызвали в нем тоску по Бену, великому любителю этих холодных точек. Может, его уже и в живых нет. Звезды не были неподвижными; они дрожали, как будто покоились на поверхности черного желе. Это было из-за ветра – слоистых потоков воздуха, плывших над землей, как половодье искажающих изображение замутненных илом жидкостей, – сморщивавшего далекую астрономию.