На суде бывший наркоммор был оправдан. О внутреннем состоянии Дыбенко говорит запись в дневнике Коллонтай 16 января 1919 г.: «Еще далеко не залечилась рана от всего пережитого [им] во время суда». В тот же день в ее дневнике появилась и такая запись: «Странно, что я никогда не опасаюсь за его жизнь, у меня одна забота: чтобы он проявил себя дисциплинированным партийцем. Как бы опять чего-нибудь не натворил своей неукротимостью и чрезмерным усердием, а иногда и просто – как бы не наговорил глупостей». Представляется, что это суждение жены было очень верным.
Неслучайно впоследствии Дыбенко занимал анти-троцкистскую позицию. Как Дыбенко, так и Троцкий провалились на постах наркомов: один – морского, другой – иностранных дел, причем провал Троцкого был гораздо более громким и заметным, чем провал Дыбенко, но в дальнейшем их жизни сложились по-разному. Дыбенко был отдан под суд, а Троцкий сел на его место. У Дыбенко это явно вызывало раздражение. Причина столь разных судеб – в разной позиции, занятой по вопросу революционной войны, – Дыбенко стал одним из левых коммунистов, тогда как Троцкий в итоге оказался ближе к Ленину. Кроме того – и это важнее, – Троцкий взял курс, может быть даже слишком круто, на строительство регулярной армии, а Дыбенко был принципиальным сторонником добровольческой армии, построенной на революционной сознательности. Не следует трактовать конфликт сторонников регулярной и революционной армии упрощенно. Неизбежным следствием возобновления регулярной армии было широкое привлечение «старого» офицерства и генералитета, которые представляли политическую опасность для советской власти, что остро ощущали старые члены партии.
В августе Дыбенко уехал в Севастополь, где пытался вести подпольную работу в условиях немецкой оккупации. Довольно быстро он был арестован и обменян на группу немецких офицеров. Позднее, в Гражданскую войну, он командовал дивизией, причем одно время на правах бригад в его дивизию входили отряды Нестора Ивановича Махно (1888–1934) и Николая Александровича Григорьева (1885–1919), и у Дыбенко хватило твердости духа, чтобы подчинить себе этих вольных атаманов. Позднее Дыбенко сделал карьеру сухопутного военачальника, не связанного напрямую с политической деятельностью.
Таким образом русские матросы сыграли роль преторианцев революции.
Глава 7
Ледовый поход Балтийского флота
18 февраля 1918 г. немецкие и австро-венгерские войска, прервав перемирие, перешли в наступление по всему фронту, в том числе и в Прибалтике. Ревель – третья по важности база Балтийского флота после Гельсингфорса и Кронштадта – оказался под угрозой. У моряков была всего неделя на перевод кораблей в Гельсингфорс. 25 февраля Ревель был занят немецкими войсками.
Одновременно было решено постепенно переводить флот из Финляндии в Кронштадт, поскольку 13 (26) января началась финская гражданская война – белые финны напали на русские гарнизоны на севере Финляндии и разоружили их. 19 февраля было принято постановление о переводе в Кронштадт 1-й бригады линкоров, включавшей в себя все четыре современных дредноута Балтийского флота. В течение марта еще теплилась надежда, что немцы не осмелятся высадиться в Финляндии до вскрытия льда в Финском заливе и что власть в этой стране останется в руках дружественных Советской России красных финнов, поэтому проблема вывода кораблей в Кронштадт не встанет в полный рост, по меньшей мере до поздней весны. Надежда на победу красных финнов подкреплялась тем, что первоначально под их контролем находился весь юг страны (за исключением отдельных небольших районов), причем на контролируемой красными территории проживало три четверти населения.
Центробалт обсуждал вопрос о восстании белых финнов 18 (31) января и отреагировал на это резолюцией 19 января (1 февраля), которая кроме призывов общего характера содержала лишь требование вооружить моряков стрелковым оружием. Член Центробалта матрос Сурков очень точно описал ситуацию: «Грустно и печально смотреть на всю происходящую картину настоящего момента, когда наши братья сидят уже в тюрьмах и на баррикадах истекают кровью, а мы делаем бег на месте и мер никаких не принимаем». Обращает на себя внимание тот факт, что 19 января (1 февраля), когда Дыбенко выступал на заседании Центробалта, ему не было задано вопросов по поводу борьбы с финскими белогвардейцами, которые не только вели гражданскую войну, но и нападали на части русского флота. Единственным предпринятым шагом было постановление от 21 января (3 февраля) не выдавать оружия морякам, уходящим в запас, поскольку оно необходимо для самообороны флота в Финляндии.