Под диктовку Альцгеймера

Прошло пару дней, но она так и не могла ничего придумать. Радовало лишь то, что нападения прекратились, как и постоянные звонки. Так что вряд ли у нее едет крыша. Сталкер существует, но нет никого, кто в него поверит.

Глава 8. Эльвира

— Эля, у нас серьезный прорыв. — Натан Константинович прямо лучился от удовольствия. — Наши химики синтезировали наконец ферменты, усиливающие действие препарата, отвечающего за блокировку нужного гена. Пора испытывать на кошках… Хахаха!

Я лишь вздохнула. Химики обещали мне усовершенствовать блокатор рецепторов, до руки у них все не доходили. Да и зачем — блокировка гена звучала солиднее, тут и на Нобелевку можно было замахнуться… Но возразить мне было нечего, профессор семимильными шагами продвигался вперед, и уже предвкушал научные работы, мировое признание и прочие, безумно приятные профессорской душе ништяки.

Я едва поспевала за Натаном Константиновичем, который на всех парах несся в химлабораторию. Судя по его сияющему виду, скоропостижная кончина ему вовсе не грозила. И я решительно выкинула из головы предсказание черной Мариам. Если начну еще и гадалкам верить, толку от меня не будет даже на любимой работе.

В химической лаборатории, просторном помещении с десятков холодильных шкафов и рядом длинных столов, заставленных многочисленными бутылочками, склянками и чашками с различными реактивами, нас ждало двое мужчин в немодных теплых свитерах и старых джинсах. Одного из них, пожилого лысого химика в роговых очках я знала давно, второго, коренастого молчаливого мужчину лет 40–45, перевели в лабораторию пару недель назад, но, по словам первого химика, он неплохо знал свое дело. Он нежно, словно младенца, прижимал к себе небольшую пузатую бутыль ярко-синего цвета.

— Ну что, ребятки, напиток вечной памяти готов? — бодро вопросил оживленный до предела профессор.

Строевым шагом он прошелся вдоль длинных столов с реактивами. Под его тяжелыми шагами пол слегка поскрипывал, и колбы тихонечко звенели. Внезапно одна бутылка, стоявшая близко к краю, слетела со стола и громко разбилась о затянутый специальным линолеумом пол.

Почему-то мне на миг стало холодно, словно от испуга. Да что это со мной? Бутылка с реактивами разбилась, эка невидаль! С моей впечатлительностью не надо было к гадалке ходить. И с Сонькой надо прекращать все контакты. Вообще любые контакты надо прекращать. Я и так задержалась в этом мире…

Коренастый химик быстро передал профессору пузатую синюю колбу, тут же извлек откуда-то из-под стола швабру с намотанной тряпкой, затем одним ловким движением, словно юнга на корабле, вытер пол, а швабру положил рядом с осколками.

— Марьванна уберет. — добродушно сказал он, разогнувшись. — Профессор, ваш заказ готов, вы его в руках держите. Идемте в поле, проверять.

Я вышла из лаборатории первой. Следом вышли оба химика. Профессор почему-то остался в зале. Дверь закрылась, мы замерли в широком институтском коридоре.

— Ну что, по коням? — спросил молодой.

— Надо профессора подождать. — пожала я плечами.

Несколько минут мы стояли в коридоре, глядя за закрытую лабораторию, откуда не доносилось ни звука. Меня все сильнее охватывало странное волнение. Наконец, я решительно потянула на себя дверь.

Профессора мы увидели сразу. Он лежал ничком почти возле самой двери, вытянутая левая рука касалась дверного порога. Правая рука, согнутая в локте, была прижата к седой голове, и под скрюченной ладонью виднелась совершенно целая синяя колба. Я бросилась перед неподвижным телом на колени, перевернула на спину, и, взглянув на его искаженное словно от испуга лицо и почерневшие, сведенные в жуткую гримасу губы, зачем-то начала трясти его за плечи. Затем в панике нажала несколько раз на грудную клетку и начала делать дыхание рот в рот.

Очнулась я уже на полу, лежа рядом с профессором. Кроме двух химиков, вокруг кучковалось много народу — и лаборанты, и руководство лабораторий, и еще какие-то левые люди. Не было только медиков с дефибрилятором. Преодолевая непонятную слабость, я встала на колени снова попыталась было начать реанимацию, но меня аккуратно оттащили от неподвижного тела профессора.

— Эльвира, уже четверть часа прошло, вы ему не поможете. — грустно сказал молодой химик.

— Но как же… Где же врачи? — слезы уже текли по лицу, мешая мне говорить.

— Едут, пробки в городе. — сердито ответил главврач. И правда, через несколько секунд под окном завыла сирена, и еще через минуту в лаборатории появились двое в больничных халатах и с чемоданами.

Приехавшие медики били профессора электротоком, а я сидела на полу и рыдала в голос, понимая, что помощь безнадежно опоздала. Почему, ну почему я потеряла сознание? Если бы я продолжала реанимацию, возможно, Наума Константиновича еще можно было спасти? «Мне сообщили, что его уже ждут там.» — прозвучал в голове чей-то неприятный тягучий голос. Мариам! Она предсказала, что профессор умрет! Она откуда-то знала это… Она знала, что профессор умрет… И она сказала, что мои девочки живы!