Под грозой и солнцем

— Надо разобраться. Речь идет о судьбе человека, о чести нашего коммуниста.

— Правильно, в таких делах не надо спешить, — поддержал председатель райсовета.

— А не кажется ли тебе, Гаврила Николаевич, что теперь уже речь идет о судьбе и другого человека, тоже нашего коммуниста, в добросовестности которого у нас нет решительно никаких оснований сомневаться? Я имею в виду товарища Лесоева, я говорю о подрыве доверия к нему. — Коллиев испытующе посмотрел на Кемова, потом оглядел всех остальных. — Что же у нас получается? Будем искать смягчающие обстоятельства в защиту Ларинена, опровергать истину?

— Нет, будем искать истину, — отпарировал Кемов. — Я хотел бы, чтобы товарищ Васильев тоже занялся этим делом. Потом обсудим все снова.

Тогда встал Няттинен, кашлянул и начал:

— Товарищи, прошу все же подумать о судьбе человека, фронтовика, сына красногвардейца. Зачем так круто — прокуратура, судебное дело… По-моему, достаточно и того, что его исключают из партии.

Васильев пожал плечами. Кемов кивнул ему: дескать, скажи ты свое слово.

— Не понимаю я товарища Няттинена в роли адвоката Ларинена, — заговорил прокурор. — Советский суд — не только карательный орган. Если человек невиновен, суд разберется. Если потребуется еще наказать Ларинена, то, думаю, вы не станете возражать?

— Есть предложение отложить рассмотрение этого дела, — сказал Кемов. — Ставлю на голосование.

Коллиев прервал его:

— Разрешите все-таки соблюдать порядок, и давайте не будем руководствоваться симпатиями или антипатиями к персоне, о которой здесь идет речь. Порядок таков; товарищ Лесоев предлагает исключить Ларинена из партии. Товарищ Кемов предлагает отложить рассмотрение вопроса. Вот и проведите голосование, товарищ Кемов: кто за предложение товарища Лесоева и кто против.

— Ну, хорошо… — недовольно проговорил Кемов, — голосуем… Кто за предложение товарища Лесоева? Раз, два, три…

Ларинен с ужасом оглянулся и увидел руки… поднятые руки, больше ничего.

— Большинство. Итак, Ларинен, вам придется сдать партийный билет.

В душе Вейкко все протестовало против такого решения, хотелось крикнуть этим людям, что это несправедливо, но слова куда-то пропали.

Председатель райсовета с сосредоточенным видом смотрел в окно, прокурор глядел себе под ноги, Кемов перебирал бумаги, выдвинув ящик письменного стола, не решаясь взглянуть на Ларинена.

«…Сдать партийный билет». Вейкко Ларинен вдруг вспомнил, как он вступил в партию. Февраль 1942 года. Землянка. Артналет. От взрыва снаряда на стол посыпался песок. Секретарь партбюро почему-то извинился за это, смахнул песок со стола и предложил перейти к голосованию. Все это вспомнилось сейчас Вейкко мгновенно, как удар молнии, в какую-то долю секунды. Он встал, выпрямился и твердым шагом подошел к столу. Оттолкнув протянутую руку Коллиева, Ларинен остановился перед Кемовым.

— Вы знаете, где мне вручили партийный билет?

— Знаю.

— Я получу его обратно.

— Будем только рады.

— Так что оставляю вам на хранение.

— Надеюсь.

Вейкко повернулся и пошел к выходу.

В тот же вечер по пути в магазин мать Вейкко узнала о постигшем сына несчастье. Дома она застала его лежащим на диване. Закинув руки за голову, Вейкко, не отрываясь, смотрел в потолок.

— А-вой-вой! — запричитала мать. — Как же они с тобой этак-то?! Работал, работал, себя не жалел — и вот на тебе, спасибочко!

— Мама, не надо об этом… Все будет хорошо.

Осторожно, стараясь не стучать ковшом о ведро, мать наполнила самовар и, когда угли разгорелись, взяла вязанье и присела на стул у изголовья Вейкко. Он лежал не шелохнувшись.

— А не истопить ли нам баньку? — спросила мать.

В Карелии баню топят после дороги, по субботам и накануне больших праздников. До праздника было еще далеко, но ей хотелось сделать для сына что-нибудь приятное, и она не сумела придумать ничего лучшего.

Вейкко отрицательно покачал головой.

— Когда пришло извещение о смерти отца, — тихо заговорила она, словно продолжая только что прерванный разговор, — ты был еще совсем маленький. Не помнишь ты, сынок, тех времен. Я сразу в слезы ударилась, да так без памяти и проплакала бы всю неделю, если бы добрые люди не помогли. Пришли они ко мне с лаской, с хорошим словом и увели с собой. Не дали мне сидеть одной в избе и плакать. А потом помогать стали. До сих пор все как есть помню. Спасибо им! Дядя Иивана много для нас хорошего сделал.

Ларинен приподнял голову и посмотрел на мать. Почему она заговорила об этом?

— Вот и самовар вскипел. Вставай чай пить. — Она поставила на стол чашки.

Вейкко поднялся и сел за стол. В шкафу стояла бутылка водки, которую он только что купил, но она осталась нетронутой. Горячий, крепкий чай ободрил Вейкко. Немного погодя он стал одеваться.

— Ты куда? — с тревогой спросила мать.

— Пойду прогуляюсь…

— Не ходил бы ты лучше никуда. — Мать стала отговаривать Вейкко, но, увидев, что он уже оделся, сказала: — Ну хорошо, иди проветрись немного, только недолго.