Одновременно с поселком строилась дорога вокруг озера. Она была сделана наспех, но по ней уже шла первая автомашина в рабочий поселок Кайтасалми. Как торжественно прозвучал ее гудок среди палаток! Лесная глушь отступила!
Ларинен был полон энергии. Он поспевал всюду. Только одного он никак не мог довести до конца. Отъезд Ирины откладывался со дня на день. Нужно было сказать об этом решительно. Но у Вейкко всегда были более спешные дела…
Вейкко приходилось частенько бывать в Кайтаниеми, чтобы переговорить по телефону с городом. Как-то раз он возвращался оттуда поздно ночью. Стояла глубокая осень. На болоте мох покрылся инеем, а лужи затянулись тонким льдом. Серп луны заливал обнаженный лес нежным голубым светом, темные тени с резкими очертаниями стояли неподвижно.
В палаточном поселке уже спали. Свет горел только в палатке Ларинена. На ящике, заменявшем стол, стоял остывший ужин. Огонь в печурке давно погас, и в палатке было холодно. Сжавшись в комочек, Ирина крепко спала в углу. Одеяло сползло на пол, и она казалась такой маленькой и беспомощной, что Вейкко стало жаль ее, и его снова охватила нежность, которую он так старательно скрывал все эти недели. Он осторожно укрыл ее. Ирина проснулась и взяла Вейкко за руку, но он медленно высвободил руку. Она тихо вздохнула и повернулась на другой бок. Вейкко затопил печурку, поужинал и, потушив свечу, лег на свою постель.
Было приятно лежать на мягкой хвое в теплой палатке и слушать, как в печурке весело трещат дрова. Сегодня он проделал восьмикилометровый путь до деревни и обратно почти без отдыха. Весь день на ногах.
Он все еще думал о разговоре, который вел сегодня с трестом. Ему доказывали, что он неправ в отношении щитовых домов, а потом все-таки согласились не посылать их больше в Кайтасалми. Такой ответ не удовлетворил Вейкко. Он требовал решить вопрос более принципиально. Вопрос о расширении клуба все еще обсуждался. Ему не могли ответить ничего определенного.
И сейчас, лежа в постели, Вейкко раздумывал обо всех этих делах, чтобы отогнать другие мысли…
«Она, бедняжка, тоже устала», — подумал он, прислушиваясь к неровному дыханию Ирины. Он встал и подбросил дров в печку. В маленькой палатке опять стало теплее. Утром, перед уходом в Кайтаниеми, Вейкко сказал Ирине, что позвонит в райсовет и спросит, могут ли ей предоставить в городе работу и комнату. Она ничего не ответила, только грустно склонила голову. А он так и не позвонил. Вейкко даже не представлял, чем все это кончится. Конечно, надо будет позвонить, но… «Все это так сложно!..» — Вейкко тяжело вздохнул. Тяжело жить, когда оба мучаются неопределенностью, но будет ли легче, если он все же заставит Ирину покинуть его?
Наконец Вейкко задремал. Он проснулся, почувствовав, что Ирина совсем рядом. Уткнувшись в его плечо, она тихо всхлипывала. Вейкко невольно обнял ее и привлек к себе. Ирина прижалась к его груди и заплакала громче.
— Чего же ты плачешь, глупенькая? — нежно проговорил Вейкко. — Дай я укрою тебя. Тут же холодно.
— Ты позвонил в город? — спросила Ирина сквозь рыдания. — Ты прогонишь меня?
Вейкко помолчал, потом вздохнул:
— Куда же я тебя прогоню? Ну, не плачь, не надо…
Она и так уже не плакала. Напрасно Вейкко утешал ее. Или, может, он утешал самого себя?
Ирина еще крепче прижалась к его плечу, согревая его своим дыханием.
ГЛАВА ДВАДЦАТЬ ВТОРАЯ
На берегу залива, у самого устья реки Каллиойоки, стоит старая, крепкая сосна. Давным-давно, в дни ее молодости, какой-то рыбак развел под ней костер, и кора на сосне обгорела. Дерево продолжало расти, но на обгоревшем месте остался глубокий темный след. Толстые, сильные корни вились между камнями и уходили в твердую, каменистую землю, поддерживая жизнь вечнозеленого великана. Сосна была толстая, в два обхвата, а в длину из нее вышли бы две лодки.
Сосна стоит на берегу, гордо возвышаясь над другими деревьями, словно маяк. Она и шумит спокойнее и величавее, чем молодые сосенки. А шумит она всю свою жизнь. Сийкаярви не оставляет в покое своих прибрежных соседей, как не знает покоя и само. И в самую тихую погоду, когда даже оно ненадолго бывает спокойно, верхушка зеленого гиганта шумит и шумит…
Сколько заходов и восходов солнца видела сосна за свою долгую жизнь, сколько проводила ледоходов, сколько раз была свидетельницей свирепых попыток мороза сковать льдом вольный простор озера Сийкаярви, потому что редко случалось, чтобы на этом просторе первый лед стоял до весны!
Из лесу вышел старик с березовым кошелем за спиной. Он остановился и долго смотрел на черные бушующие волны, а потом перевел взгляд на сосну. Было на что посмотреть! Белая борода старика высоко задралась, когда он глядел на верхушку сосны.
— Ты тоже постарела, — сказал старик дереву, как старому знакомому.
Сосна величаво прошумела ему в ответ.