— Я-то? А я полагаю, надо звать людей обратно в родные края. И народ не должен говорить, что Кауронены позабыли свою деревню. Пускай Мийтрей приедет сюда на лесопункт, и ты оставайся здесь, а Петри вернется в колхоз. Яакко и Матти тоже… Или как думаешь?
В семье Кауроненов вошло в обычай, что по всем важным вопросам сначала советовались отец и старший сын. И слово отца всегда имело решающее значение.
Вот и сегодня здесь, у костра, был решен вопрос о больших переменах в семье Кауроненов.
На следующее утро Ларинен долго ходил с Кемовым по строительным площадкам. Гостя интересовало все: количество и качество стройматериалов, план будущего поселка, разделение рабочих по бригадам и разрядам. Он долго рассматривал щиты домов, уложенные в штабеля под навесом.
— Да, в них многовато воды и железа! — многозначительно сказал, наконец, Кемов, поглаживая рукой сырые доски.
— Это я и имел в виду, — напомнил Ларинен, — в своих письмах.
Кемов молча кивал, и было трудно понять, подтверждает ли он, что получил письмо, или выражает свое согласие с мнением Ларинена.
В середине дня прибыли три машины с кирпичом. По меньшей мере одна четвертая часть кирпича была битой. Ларинен негодовал:
— Вот где государственные рубли идут на ветер! Сперва делают кирпичи, а потом бьют их. А у нас глина тут под боком, да и изготовление кирпича — не ахти какая штука, справились бы сами. А знаете, как раньше делали? Ставили печи из камня. Вот там, за озером, есть деревня Хаукилахти. Вернее, была. Всего четыре домика. Во время войны их сожгли. А печи все стоят. Летом люди на покосе еще и сейчас пекут хлеб в этих печах.
— А далеко до нее?
— Километров двадцать пять отсюда.
— И много там этого камня?
— Да вообще-то… — Ларинен злился. — Там четыре печки.
— Здесь потребуется больше, — Кемов усмехнулся.
— Там скала есть… Знаете что, Гаврила Николаевич, я пойду туда на лыжах, как только замерзнет озеро. Посмотрю.
— Хорошо. Только учтите, что не из всякого камня печь сложишь. Поезжайте, проверьте все хорошенько, а потом попросим, чтобы специалисты дали свое заключение. Тогда и решим, что выгоднее, возить ли сюда кирпич, изготовлять ли его на месте или класть печи из камня. Посоветуемся об этом сегодня на собрании.
На вечер было намечено организационное собрание первичной партийной организации поселка Кайтасалми. С этой целью и прибыл сюда Кемов.
Ларинен молчал. Напоминание о собрании больно отозвалось в его душе. Тихо, не глядя на Кемова, он спросил:
— Собрание открытое?
Кемов поспешно кивнул и сказал:
— Пойдемте в палатку, поговорим о делах. У нас еще добрых три часа до собрания.
Кемов снял плащ, стал разводить огонь в печурке. Ларинен привел в порядок ящик, служивший столом, и поставил перед ним чурбан для Кемова, но тот присел на хвою и предложил Ларинену сесть рядом. Молча покурили. Первым заговорил Кемов:
— Что у вас там, в стройуправлении, происходило? Вы теперь имели достаточно времени, чтобы успокоиться и все обдумать.
У костра загремели посудой. Раздвинулся брезент, и в палатку заглянула Ирина. Посмотрев вопросительно на Вейкко, она вышла, плотно прикрыв за собой вход в палатку.
— Никто из нас не умел строить, — спокойно начал Ларинен. — Я не имею и виду Надежду Павловну.
Тогда на бюро Кемов не знал многого, но все, о чем сейчас говорил Вейкко, было ему уже известно.
«И почему он сам не рассказал на бюро?» — внутренне досадовал Кемов.
— А вы хорошо знали Пянтеева? — спросил он, когда Ларинен закончил свой рассказ.
— Кое-что знал о нем.
— Он опять сидит.
— Да? — без особого интереса переспросил Ларинен. Он уже слышал об аресте Пянтеева, хотя и не знал подробностей.
— После праздников, видимо, и вам придется явиться в суд.
— Вот как?! — Вейкко изумился. О суде он слышал только от Ирины. — Дело, значит, дошло до такой точки?
— Да, до такой, — медленно выговорил Кемов. — Васильев сказал, что вас вызывают в качестве свидетеля.
— А кто же обвиняемый? — с облегчением спросил Вейкко.
— Няттинен.
— Значит, справедливость все-таки восторжествовала?
— Да, конечно, — ответил Кемов. — Но я лично не считал бы вас невиновным.
— Может быть, вы поясните?