Под грозой и солнцем

— Здесь, на наших лесных тропах, пролито немало крови, пота и слез, — продолжал старик. — Об этом теперь не каждый задумывается. И о том не думают, как изменился наш край. Растут новые города, поселки. Строятся дома, новые заводы, комбинат. — Старик перечислял, загибая пальцы. — Вот и сюда уже можно проехать на машине. На полях Кайтаниеми сивка больше не нужна, подавай нам трактор. Теперь тракторов хватает. Поломался один, другой посылают. А вот случись, что у кобылки хомут порвется, то не раз затылок почешешь, пока новый получишь.

— Правильно, старик, жми на всю железку! — со смешком выкрикнул Ондрей Лампиев, но примолк, поймав сердитый взгляд Ларинена.

Не обращая внимания на Ондрея, старик достал из костра уголек и долго раскуривал трубку.

— Я вот хотел спросить о тех, кто всякие школы кончает. Сейчас каждый, кому только не лень, имеет право учиться, сколько ему захочется. А будет ли из него толк? Не всем же хватит постов да чинов в учреждениях, да и зачем это? Кто же тогда выйдет пахать, если все будут за карандаш держаться?

— Это правильно, — согласился Кемов. — Но теперь и пахать надо по-ученому.

— Из ученых, конечно, и хорошие люди вырастают, я не о всех говорю, — рассуждал старик. — У нас есть один такой парень, Пуавила, мужики вот его знают. Десять классов окончил, но не захотел в канцелярии сидеть или висеть у отца с матерью на шее. Сейчас шофером работает в Виртаниеми. Каждый месяц посылает своим старикам деньги. Хороший парень! Умный и все может. Умеет даже радио делать! Из двух поломанных легковых собрал машину и сейчас разъезжает на ней. Хороший парень! Вот таких, как он, стоит в школах обучать.

— Да, Пуавила хороший парень, — подтвердил Вейкко.

— Я о нем и хотел рассказать. Приехал он в отпуск осенью. Мы отправились с ним за дровами. И надо же было статься, что у нас оглобля сломалась. Я и подумал: дай погляжу, что ученые-то в таких случаях делают. А он палец в рот и ничего не придумал. Вот я и говорю, что радио он сделает, машину наладит, а вот оглоблю или топорище — не умеет…

— Ну, а вы что? — улыбнулся Кемов.

— Что? Парень попросил меня подождать, пока он в деревню сбегает и принесет со склада оглоблю. А до деревни пять километров. Я ему тогда и посоветовал, чтобы в следующий раз захватил из города оглоблю про запас, авось в деревне понадобится.

Небо заволокло густыми тучами. Даже лупа не пробивалась сквозь них. А у костра было светло и тепло. Ондрей Лампиев снисходительно заметил Кемову:

— Наш дядя Иивана — партизан гражданской войны. Основатель колхоза в Кайтаниеми и его первый председатель. Сейчас он уже стар. Вы не обращайте внимания, если он не вполне правильно понимает вопросы современной жизни.

Оставив без внимания слова Ондрея, Кемов обратился к дяде Ииване:

— Вы говорите о важных и больших вопросах. На них двумя словами не ответишь…

Но старик был другого мнения:

— Я же вас все время об одном спрашиваю. И на это можно ответить одним словом.

— Выходит, я вас не понял.

— Я же толкую только об одном: будет у нас в колхозе новый председатель или нет?

Мужчины с трудом сдерживали смех. Кемов ответил уклончиво:

— Это зависит от вас самих, от колхозников… А наш разговор шел о более важном.

У Кемова были свои причины не говорить о колхозе Кайтаниеми. Он пробыл там два дня, познакомился с жизнью и настроением людей и понял, что в колхозе необходимы решительные перемены. В деревню стал возвращаться народ. Колхозники требовали замены председателя. Все это следовало обдумать. Но другие вопросы старика нельзя было оставить без ответа.

Эти же вопросы обсуждались в последнее время на пленумах, на партийных собраниях и активах, на совещаниях работников сельского хозяйства и на страницах газет. Жизнь требовала коренного переворота в сельском хозяйстве.

Кемов подробно рассказал о значении последних постановлений партии по сельскому хозяйству, привел примеры из жизни местного колхоза. Он только что сделал в колхозе доклад на эту тему и сейчас охотно пересказал его строителям в такой необычной аудитории, у ярко горящего костра, где молчаливые, серьезные слушатели как бы сливались с темным, тихо шумящим лесом. Вопросы, затронутые Ииваной Кауроненом, интересовали всех. Большинство строителей были колхозниками.

Наконец усталость взяла свое. Все разошлись на отдых. Ларинен ожидал, что Кемов поговорит с ним. Но Кемов, устав с дороги, улегся в палатке вместе с рабочими.

У костра остались отец и сын Кауронены.

— Как мы будем дальше жить? — спросил старик, глядя на огонь.

— А как?.. Что ты хочешь сказать?.. — не понял Николай. — С Мариной, что ли, не поладили?

Марина, жена Николая, жила с двумя детьми в Кайтаниеми.

Старик махнул рукой:

— Да не о Марине разговор. О тебе и о братьях. Где вы теперь жить думаете?

Братья Кауронены долго жили вместе под одной крышей, а потом разъехались кто куда. Мийтрей работал электропильщиком на лесопункте в Виртаниеми, Петри — шофером, Яакко — рабочим в совхозе, а Матти, самый младший, был на дорожных работах.

— А ты как думаешь, отец? — помолчав, спросил Николай.