Под грозой (сборник)

ступно. Рыбак окидывал глазом свои продоволь-

ственные запасы, соображал, сколько еще протя-

нет зима, и с каждым днем его все больше и

больше охватывало нетерпение. Угрюмый и сер-

дитый, он уходил из дому на морской берег, на-

пряженно всматривался в белеющий простор,

и еще сумрачнее становилось его лицо.

Море мертво, неподвижно. Гуляют над ним

холодные ветры, кружатся снежные вихри. Куда ни

глянь, всюду еще пусто и безлюдно.

На рыбака наводит тоску мертвая гладь вечно

бурного, беспокойного моря. И постояв над обры-

вом, он уходит опять в свой занесенный снегом

домишко—лежать на боку или ворчать от скуки

на домашних.

II.

Андрей Бережной жил с матерью и братишкой

в рыбачьем поселении, в конце города, на обрыве.

Снизу страшно было смотреть на его домик и хо-

зяйственные клетушки, упиравшиеся в зыбкие

края обрыва. Казалось, что налетит ветер или хлы-

нет дождь,—и Андрей со всем своим хозяйством

сорвется с двадцатисаженной высоты в море.

Но жителей береговых окраин это не пугало.

Они привыкли к такому опасному существованию,

и весь обрыв был усеян такими -же, как у Андрея,

шаткими домишками. Часто случалось, что дожди

или морские волны, размывали обрыв, и тогда

ютившиеся на нем постройки летели в море; слу-

чалось, в более низких местах ветер, разбивая на

море лед, бросал его на берег с такой силой, что

разрушал и постройки, и баркасы, причиняя гро-

мадный ущерб хозяйству рыбаков. И все-таки

рыбаки не покидали насиженных мест.

— Море взяло, — море и отдаст,—говорили они,

подразумевая под этим хорошие уловы.

Андрей был молод, ему только пошел двадцать

третий год. Он был настоящий питомец моря.

И дед, и отец его были рыбаками. С малых лет он

начал ходить с отцом на ловлю, подвергаясь

в море всевозможным опасностям. Не раз во время

бурь, ломавших неокрепший лед, он плавал с отцом

на льдине, по счастливой случайности избавляясь

от неминуемой смерти; не раз среди зимы попадал

в полыньи и потом сушился на морозе под свист

вьюги; не раз, находясь на волоске от смерти,

боролся с бурей, которая рвала паруса, ломала

снасти, бросала, как щепку, баркас... Всего бывало!

Море вспоило, вскормило и закалило Андрея

своим крепким закалом. И теперь это был моло-

дец хоть куда— крепкий, смелый, чувствовавший

себя в море лучше, чем на земле.

На побережье хорошо знали Андрея. Его креп-

кая грудь, широкие плечи, загорелое лицо с зор-

кими серыми глазами, его небрежная, твердая по-

ходка бросалась в глаза каждому. Посмотрит, по-

смотрит на него какой-нибудь старый рыбак,

у которого море отняло руки и ноги, и, залюбо-

вавшись, скажет:

— Экий молодчага!

А потом вздохнет и мысленно добавит:

— Таким и я когда-то был.

Вечер. Жестяная лампочка светит скупо сквозь

закопченное стекло.

Андрей сидит возле стола, держит в руках

конец сети и на загляденье ловко связывает и за-

крепляет разорванные петли. Деревянная игла

так и мелькает в его руках. Старуха, мать Андрея,

тоже занята работой—чинит теплую рубаху сына.

Братишка Андрея, Сенька, сидит тут же с книжкой

и вслух быстро и рассеянно твердит какую-то

басню.

Андрей весь ушел в работу. Славно вяжутся

петли, еще лучше вяжутся мысли в голове.

Сегодняшний день хорошо настроил Андрея;

запахло по настоящему весной. Весь день небо то

хмурилось, то улыбалось. Срывался снежок, брыз-

гал дождь; теплый ветер то налетал, то падал.

Всюду начиналась какая-то беспокойная возня, все

точно хотело сдвинуться с места, потянуться, как

после крепкого сна, заговорить.

Андрей, вспоминая то, что видел днем, думал:

«Ну, слава Богу, зимушке-то, кажись, капут:

хвостом завертела. Дня три-четыре таких, как

нынче, да ветра низового,—и лед сломает. В море

пойдем. Эх, поскорей бы! Так осточертело сидеть

дома, что просто терпения нет. Так бы, кажись,

взял и разодрал бы руками лед».

Андрей нетерпеливо шевельнулся и с таким

усердием потянул нитку, что она оборвалась.

Сенька фыркнул и закрутил головой.

— Уже Андрюха себя не помнит.

— А что?— отозвалась мать.

— Нитки рвет.

— Гнилые, сами рвутся,—сказал Андрей.

— Тебе кабы канат.

— Ах ты, ерш! Еще насмехается, долби свою

учебу.

Сенька, посмеиваясь, берется опять за книжку,

а Андрей вдевает новую нитку.

— Вправду, гнилые?— спрашивает мать.

— Да нет, это я потянул, она и оборвалась.

- Ему бы канат,— фыркнул опять Сенька.

— Молчи, пискарь, пока не бит.

Сенька машет головой:—-как же, так я тебе

и дамся,— и продолжает трещать скороговоркой:

«Попрыгунья— стрекоза лето красное про-

пела»...

— Да, что ты все про стрекозу да стрекозу.

Сам на стрекозу похож,—не вытерпела мать.

— Урок такой, маменька.

— А ты бы что-нибудь хорошее прочитал.

- Из хорошего не задано, стрекозу надо.

— Экие уроки у вас!—вздохнула мать.—Тре-

тьего дня обезьяной уши натурчал, а теперь стре-

коза...

— А вот с воскресенья про разбойника учить

будем,—похвалился Сенька.

— Походи еще весну,—сказал Андрей,— а с лета

в море пойдем.

Сенька привскочил и захлопнул книжку.

— В море? И-их. Вот ловко! —радостно взвизг-

нул он.—Давно уже страсть как хочется. По-

плывем!

— Да ты не ерзай,—успокоил его Андрей.—

Сказал с лета, а ты уже и книжку в сторону. Экий

прыткий! Ты думаешь в море куда как любо.

Попробуй, наткни нос. Это с бережка только смо-