Под грозой (сборник)

треть мило, как это, дескать, весело и приятно:

гуляй себе на свободе. А как потрепают раз-дру-

гой штормы, так задашь лататы.

— Я не боюсь. Меня уже качало,—воскликнул

Сенька.

— Где же это тебя качало? В люльке, как

малым был?—насмешливо спросил Андрей.

— Да, в люльке, как раз. Нет, в море и на глу-

боком месте.

— Там, где воробью по колено, а синице по

брюхо.

— Да, да. Попробуй!

— А где же?

— А ну тебя. Ты насмехаешься.

— Ну, я не буду.

Сенька немного помолчал и начал серьезно:

— Это раз прошлым летом. Поплыли мы с Ми-

тюхой на Михайловом баркасе на Черепаху. И нас

как захватило...

Андрей прыснул от смеха, мать тоже засмея-

лась.

— Ах, ты, чудомор, — сквозь смех сказал

Андрей.—Поплыли на Черепаху. Да на Черепаху

люди пешком ходят. Туда и курица доплывет. Ну

как же ты не пискарь? Пискарь и есть...

Сенька обиделся.

— Вот и не скажу больше. Ничего не скажу.

И он начал быстро, без передышки барабанить:

«Кумушка, мне странно это,

Да работала-ль ты лето?

Говорит ей муравей»...

А Андрей еще долго посмеивался, покачивая

головой. Начудил Сенька со своей Черепахой.

А впрочем, что с него и спрашивать? Мал еще...

Вот с лета надо его к делу приучать. Наука наукой

а дело тоже не ждет. Андрей в его годы уже

рыбачил.

Опять побежали одна за другой хитрые петли.

Иголка играла в руках, нитки с шорохом разматы-

вались с клубка.

Мать кончила работу и стала собирать на стол.

Поели то, что осталось от обеда.

А в окно бился мягкими крыльями теплый

ветер, и стекла в раме тоненько звенели, точно

радовались наступлению весны.

Сенька все время думал о том, что хорошо бы

пойти с первым выходом в море. Андрей обещает

взять летом. Так, ведь, это еще не скоро. А вот бы

теперь... Разве попросить?

— Андрюха,—обратился он к брату.

— Что?

— Возьми меня с собой на баркас.

— Когда?

— Да вот теперь, как пойдешь.

— Фи-ить!—засвистел Андрей.—Рано, брат,

еще. Нос отморозишь.

— Возьми.

— Нет, не затевай. Выкинь это из головы.

Учиться надо, а не вайлачить.

— Я буду помогать тебе.

— Обойдется и без твоей помощи.

Сенька надулся. Экий недобрый этот Андрей.

И что ему стоит взять? С'ездил бы за милую душу.

Так нет, заартачился, как конь перед оглоблей...

Эх, поскорей бы вырасти, что ли. Хорошо такому,

как Андрей, что хочет, то и делает, сам себе

хозяин. А тут живешь, как песик на веревочке:

всякий может приласкать и ударить.

Сенька встал из-за стола и выскочил из хаты.

Было темно. Теплый ветер дул с моря, пахло

дождем. По обрыву мелькали огоньки, а море

смутно белело ледяной пустыней, и бежал над ним

вольный ветер, неся вести о теплых краях.

Сенька попрыгал по двору,— было свежо,—

и вскочил опять в хату. Андрей складывал сеть,

мать убирала со стола. Они говорили о чем-то

вполголоса и оборвали разговор, когда вошел

Сенька. И Сенька догадался: не иначе, как Андрей

жениться задумал. Что-то он в последнее время

веселый ходит, нитки рвет...

— Что, бубырь, море еще не зашумело?—

спросил Андрей.

— А ну тебя, ты насмехаешься, — нахмурился

Сенька.—Возьми с собой, так скажу.

— Ишь ты какой. Так ершом и прыгает,—за-

смеялся Андрей.

Он взял Сеньку за шиворот и, шутливо тряся

в своей сильной руке, сказал:

— Учись, бубырь, скоро в море пойдем.

III.

А весна, между тем, приближалась, покоряя

без труда все, что встречалось на пути. Каждый

день, точно это был взмах ее молодых крыльев,

приближал ее к цели. Все пробуждалось, шумело,

радостно откликаясь ей. Растерянная, сбитая

с толку зима, злилась бессильной старческой зло-

стью, разбрасывала ослабевшими руками послед-

ние горсточки снега, силясь остановить поднимав-

шуюся весеннюю смуту; но, видя, что ничто не

помогает, плакала холодными слезами и отступала

на север.

Девятого марта, когда, по народным приметам,

прилетают первые живые вестники весны—жаво-

ронки и будят своими песнями поля,—весь день

светило солнце. Небо было чистое, прозрачно-

синее. Солнечные лучи разрыхляли снеговые на-

меты, и они оседали, как пена; на буграх зачер-

нели проталины; весь день играла на солнце звон-

кая капель, в крике ворон было явное торжество.

Рыбаки выходили на обрыв, внимательно смо-

трели на море и, видя, что оно еще сковано льдом,

говорили:

— Эх, кабы низовка хорошая, да дождик.

Сразу освободило бы.

И, вздыхая, поглядывали на небо.

А небо все хмурилось и темнело. С юго-запада

поднимались тяжелые теммо-сизые тучи. Два дня

они плавали над морем, морося мелким дождем,

застилая окрестность туманом. А потом подул те-

плый ветер—та самая благодетельная «низовка»,

которую с нетерпением ждали рыбаки. И тучи,

наконец, разразились дождем.

Славный это был дождь! Крупные теплые

капли, точно огнем, сжигали остатки снега и льда.

Мокрый, взлохмаченный ветер носился над морем

и ломал лед. И море, почувствовав себя свобод-

ным, бурно встрепенулось и отозвалось на вой

ветра ликующим шумом.

Море вскрылось.

Синее-синее, вздымалось оно спокойно бежав-

шими волнами, словно дышало всей грудью. Разо-

рванные льдины тихо-тихо, с какой то задумчи-

вой важностью, плавали причудливо белыми

островами. Солнце зажигало их, зажигало гребни

волн— и все кругом было сверкающее, голубое.